— Эй, Тач! — вдруг заговорил парень с дверью, рванув ручку на себя. — Я знаю, ты там! Открывай, ты не один!
За дверью не отвечали. Токе непонимающе переводил глаза с Кая на дверь и обратно, пытаясь сообразить, что заставляет того ломиться в запертую уборную.
— Тач! Слышишь меня, Тач! Открой или я войду сам! — продолжал взывать парень, но безрезультатно. Совершенно запутавшийся Токе начал было:
— Если это способ отвертеться от ответа на мои вопросы, то не думай, что…
Но Кай просто отодвинул его в сторону:
— Поберегись!
Чуть отступив, он вдруг коротко и резко пнул дверь между косяком и дверной ручкой, а потом снова рванул ее на себя. На той стороне что-то с треском упало на пол, и дверь распахнулась. Парень тут же штурмовал уборную. Токе влетел в полутемное помещение за ним по пятам, едва не споткнувшись об обломки деревянного меча, которым была заложена дверь.
Уборная в школе была просто рядом дыр в деревянном помосте, целомудренно разделенных ширмами. Кай уже копошился в дальнем углу за последней из них, в самых нелицеприятных выражениях поминая Тача. Токе начал что-то соображать, когда Кай показался в проходе спиной вперед: он будто тащил за собой что-то тяжелое. Горец шагнул ему навстречу и увидел, что его недавний собеседник держал под мышки бесчувственное тело худого гор-над-четца.
— Что стоишь столбом? Помоги! — рявкнул Слепой.
Токе поспешил подхватить Тача за ноги: несмотря на худобу, он оказался на удивление тяжелым. Вдвоем они уложили парня на пол, и Кай склонился над несчастным.
— Что с ним? — Токе пытался подавить дрожь в голосе, но это не очень получалось. — Он… он совсем синий!
Кай запрокинул Тачу голову, открыл ему рот и без колебаний засунул туда руку.
— Да что ты… Что ты делаешь! — завопил Горец, бросаясь на колени рядом с изувером, но не решаясь его остановить.
— Что-то есть, — отозвался Кай, сосредоточенно копаясь у бесчувственного гор-над-четца в глотке. — Ага! — Он торжествующе извлек нечто из горла Тача и, поморщившись, отбросил в сторону. — Находчивый, гад, оказался. Элиас! Слышишь меня, Элиас?! Очнись!
Кай тряс неподвижное тело, хлестал по щекам, но оно не подавало никаких признаков жизни. Гор-над-четец не дышал. Токе присмотрелся к брошенному на пол предмету и с ужасом и отвращением узнал в нем губку, используемую посетителями уборной для самых грязных надобностей. Как она могла оказаться в горле Тача? В запертом помещении, где, кроме него, больше никого не было? У Токе похолодело в груди. Неужели тихий, нелюдимый новобранец сделал это… сам? Но почему? Неужели его желание уйти из жизни было так велико, что заставило преодолеть и страх, и естественное отвращение?
Пока эти мысли роились у Токе в голове, Кай не сидел сложа руки. Склонившись низко над лицом Тача, он накрыл его рот своим и пытался вдохнуть в него жизнь. Горец наблюдал за происходящим, широко раскрыв глаза. Раскинувшийся на спине Тач выглядел таким же бездыханным и синим, как прежде. Токе хотел сделать что-то, чем-то помочь… Вот только чем? Вдруг он вскочил на ноги:
— Я позову лекаря!
Как же он мог забыть об этом! Ведь костоправ помог ему и Аркону с их ранами. Может, он и Тача сможет вернуть к жизни? Но тут Кай резко ударил лежащего под дых прямыми напряженными пальцами. Тело гор-над-четца дернулось. Он судорожно, со стоном втянул воздух и натужно закашлялся. На лицо медленно возвращались краски. Это было настоящее чудо! Слепой между тем помог Тачу приподняться, а Токе, чуть опомнившись, поддержал вернувшегося с того света за плечи.
Элиас немного отдышался, в глазах у него прояснилось. Неожиданно он задергался в руках своих спасителей, пытаясь вырваться и отползти в сторону:
— Зачем? Зачем вы это сделали? — хрипел он. — Оставьте меня!
— Не оставим! — решительно возразил Кай. — Это лучше ты нам скажи, зачем ты этакое безобразие учинил?
— Вам-то какая разница? — Элиас, вырвавшись из рук Слепого, отполз к стене и прижался к ней спиной, подтянув колени к подбородку. — Это мое личное дело.
— Положим, мне не нравится, когда я иду по нужде, находить у толчка посиневшие трупы, — заявил Кай. — На этот раз мы с Горцем тебя откачали. Но, выйди мы сейчас за дверь, я не уверен, что ты не примешься за старое. — Кай в упор посмотрел на Элиаса, но тот отвернулся и уставился, не отвечая, куда-то в темный угол. Только желваки играли на скулах.
Слепой вздохнул и поглядел на Токе, будто взывая о помощи. Но тому не приходило в голову, что он мог бы сказать или сделать. Тогда Кай подвинулся поближе к Тачу и тихо начал:
— Ты думаешь, мы случайно здесь оказались, Элиас? — При упоминании его настоящего имени гор-над-четец вздрогнул, быстро взглянул на говорившего, но тут же опять опустил глаза. — Я целый день за тобой наблюдал. Сразу понял — с тобой что-то не так. А потом, когда Яра тебя вызвал, заметил эти синяки — у тебя одежда задралась. Вчера их не было. Я шел за тобой из столовой — ты видел?
Элиас мотнул головой и вдруг закричал на Кая с мукой в охрипшем голосе:
— Зачем?! Какое тебе дело до меня, Слепой?! Ты же меня в первый раз вчера увидел! Шел бы своей дорогой и дал бы мне идти своей!
— Ага, до ближайшего сортира! Головой в толчок еще не пробовал кидаться?
— Да пошел ты!.. — Элиас оттолкнулся от стены, пробуя встать. Но ноги не держали его, и он рухнул на пол. Токе опустился на колени рядом с новобранцем и попробовал дотронуться до его плеча:
— Послушай, Элиас! Это правда, что мы вчера впервые увидели друг друга. Но мы все принесли клятву, которую скрепили каленым железом. Мы все стали членами одной семьи — семьи гладиаторов. Посмотри: на моей руке такой же знак, как и на твоей. И он так же болит. Мы теперь братья! Ни мне, ни Слепому не все равно, что случится с нашим братом, что случится с тобой, Элиас. Может быть, завтра нам суждено умереть на арене, но зачем погибать теперь так глупо, ни за что ни про что?
Токе был сам удивлен своей речью: он вдруг понял, что никогда не говорил так длинно и складно, и что он действительно верил в то, о чем говорил. Происшедшее изменило его мнение о Таче. Раньше Токе считал его несколько трусоватым, безвольным парнем. Однако то, что почти удалось сделать Элиасу, требовало и находчивости, и мужества. Эти качества в людях всегда вызывали у Токе симпатию. Он искренне желал помочь гор-над-четцу, но его шедевр ораторского искусства, казалось, не произвел на того никакого впечатления.
— Лучше уходите! Оставьте меня! Я конченый человек, — повторял Элиас, пряча подозрительно блестящие глаза.
Слушавший тираду Токе с поднятой бровью Кай снова склонился к Тачу:
— Что случилось, Элиас? Кто тебя избил? Что происходит между тобой и Буюком? Вы ведь вроде земляки, а шпыняет он тебя хуже, чем гайены своих рабов.
— Это мое дело! Отвали! — зло выкрикнул гор-над-четец, и Токе на мгновение показалось, что он ударит Кая. Но Тачева спасителя это ничуть не смутило:
