Он заказал в базе данных список авторов цитат, в порядке их поступления. Наугад взял несколько из середины перечня и начал соединять первые буквы.
– Бехтерев, Яворский, Сенека, Нейгауз, Ушин-ский, Юнг, Тацит, – Господи, ну и списочек! Волошин, О'Генри, Лосев, Кафка, Анненков, Маркес, Ибсен... Ну хватит пока. Посмотрим, что получилось. "БЯСНУЮТВОЛКАМИ". Ого! – Дема аж подпрыгнул на месте. – Не знаю, как насчет загадочного "БЯ", но "СНУЮТ ВОЛКАМИ" – это вполне актуально. Ай да Теодор! Морочил мне голову столько времени!
Демид принялся за расшифровку анаграммы. Не все шло гладко – где-то неправильно был определен автор, где-то имелись явные пропуски и накладки. Долго Демид ломал голову, что означает слово "ОСЛЯМИСЬ". В конце концов он решил, что это не загадочный славянизм, а просто изуродованное "ОГЛЯНИСЬ", и все встало на свои места. Мягкие знаки и знаки препинания Дема расставил по своему усмотрению. Послание гласило:
О, отрок, в мельтешеньи дней
Стремись осмыслить связь событий.
Жизнь коротка, но сколько в ней
Таится радостных открытий!
Усвой логическую связь
Тех сил, что движут мирозданьем,
И отправляйся, не таясь,
В дорогу, что ведет к Познанью.
Твой путь нелегок и тернист,
Начертан он тебе судьбою.
Ты слышишь стрел каленых свист?
То Враг стремится за тобою.
Спасенья нет – и слуги Тьмы
Вокруг тебя снуют волками,
Но оглянись – среди зимы
Тюльпан расцвел, разрезав камень.
Расколет камень зов веков,
И голос тихий, но могучий
Освободится из оков
И поведет тебя сквозь тучи.
Ядро зовет: "Пора, пора,
Приди ко мне, усталый воин,
Причастись мудрости Ядра,
Узнай, как этот мир устроен!"
Ядро зовет – иди скорей!
Стремлений жар, ума прохлада —
Все скрыто в древней кожуре Ядра —
другого и не надо.
– Что же, стиль не нов, – пробормотал Дема. – Как там в эпиграфе значилось? "О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух – и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг". Пушкин. Александр Сергеич. Передача "Очевидное-невероятное". – Демид почесал в затылке. – Итак, что мы имеем? Ядро меня зовет. Ядро так Ядро. Ладно, хоть не ведро. Что еще есть в стихотворении, кроме вышеупомянутого Ядра – древнего и до тошноты мистического? Имеется пара знакомых элементов: Враг и волки. Ладно, это мы уже проходили. Ага, вот что еще есть. Тюльпан. Раскалывает, понимаешь ли, камень и лезет прямо в душу.
Он отправился прямехонько в мастерскую Художника.
* * *
– Привет, Альфредо. Мне нужна твоя помощь.
– Приветствую вас, Ди-Пи. Всегда к вашим услугам. – Художник стоял в позе Карандаша из журнала "Мурзилка", с палитрой в руках, и, наверное, обдумывал очередной шедевр, способный затмить Лукаса Кранаха-старшего и Илью Глазунова, вместе взятых.
– Ты знаешь все двери в главном коридоре Внутреннего Мира?
– О да. – Художник величаво качнул ухоженными кудрями. – Все двери, которые я создал для Эй-Пи, известны мне как свои пять пальцев.
– И много их?
– Тысяча четыреста тридцать две.
– Ничего себе! – Дема присвистнул. – А я и в пятидесяти не побывал. Слушай, а двери с изображением цветов есть?
– Есть дверь Розы. Это очень красивый барельеф. Я инкрустировал его рубинами и шпинелью. Эстетические установки при создании входа в директорию архиважны. Не внешняя броскость, но верное отражение сути хранящихся за дверью знаний являются целью...
– А тюльпан? – перебил его Дема. – Есть дверь с тюльпаном?
Демид готов был поклясться, что Художник побледнел и едва не выронил свою палитру. Да, компьютер умело мог изображать эмоции – и гнев, и радость, и иронию, но сейчас он скорее старался скрыть свои чувства и не показать страх. Неподдельный страх.
"Я попал в точку. Прямо в яблочко".
– Нет, такой двери нет. – Голос Художника не отличался искренностью и теплотой.
– Ты что-то недоговариваешь. Скажи честно: ты знаешь о такой двери?
– Да. – Альфредо отвел взгляд от Демида.
– Она существовала во Внутреннем Мире раньше?
– Да. Но я стер ее. По приказанию Эй-Пи. Это плохое место, Хозяин, очень плохое! Давайте прекратим разговор об этом. Пожалуйста!
– Вот как ты заговорил. – Демид усмехнулся недобро. – А мне как раз хочется узнать побольше об этой дверке. Чем это она так тебе не нравится?
– В нее нельзя входить. Нельзя! То, что находится за дверью, может привести к уничтожению всего Внутреннего Мира!
– Хм... Это несколько неожиданно. А Алексей, то есть Эй-Пи входил в нее?
– Да. Несколько раз.
– Ну вот видишь, Альфредо, чего же ты испугался? Входил – и ничего страшного не произошло. Не развалился твой Мир на кусочки. Мне нужна эта дверь. Ты должен нарисовать ее снова.
– Нет! Нет, о Боже, я не могу сделать это! Хозяин сказал, что это приведет к тотальной деструкции...
– Я, я теперь Хозяин, ты понял?! – заорал Демид. Он с трудом сдерживался, чтобы не влепить затрещину самовлюбленному напыщенному толстяку. – Ты сделаешь это немедленно, или я сотру тебя в порошок!
Альфредо съежился и закрыл лицо руками. Демид сконцентрировался и вызвал в своем зрении поведенческий каркас Художника. Пять линий в скошенном октаэдре вели себя безобразно – распухли, светясь нездоровым болотным цветом, и извивались как черви. Демид восстановил их в нормальном виде и почувствовал, как паническое состояние Художника уходит, оставляя место апатии и безразличию. Дема попытался влезть в память Альфредо, но там было пусто. Художник, в отличие от обычного человека, вообще не имел собственной памяти. Он являлся лишь составной частью, небольшой веточкой на древе компьютера, а в общую компьютерную память Демид попасть так и не мог, вынужденный общаться с электронным мозгом при посредстве персонажей-фантомов, надоевших ему до смерти.
– Альфредо, – спросил он, – кто Хозяин?
– Вы. Вы – Хозяин Внутреннего Мира.
– Вот так-то лучше. Ты подчиняешься мне?
– Да, Хозяин. – Художник выглядел заторможенным, воля его, казалось, была сломлена.
– Пойдем. – Демид взял Художника за рукав и вытолкнул в главный коридор. – Где должна быть дверь с тюльпаном?
– Где угодно. – Голос Художника звучал глухо и безлично, как у робота. – Она может быть создана вновь где угодно. Это не имеет значения.
– Рисуй! – приказал Демид, не давая Художнику опомниться.
Дема смотрел, как Художник медленно, мазок за мазком, создает очертания серой каменной двери. "Внутренний Мир может быть разрушен... – подумал Демид. – Что, если и в самом деле он перестанет существовать? Имеешь ли ты право сделать это? Уничтожить целый мир, населенный разумными существами, хоть и не людьми? Да, конечно, ты не можешь и представить, чтобы обычный компьютер восстал против того, что ты стираешь в нем какую-нибудь программу, и начал бить тебя током. Изначально предполагается, что машина – существо низшее по сравнению с человеком и, прояви она своенравие, подлежит ремонту либо списанию в утиль. Но боюсь, здесь такой простой подход не годится. Этот компьютер – не вульгарный механизм, пусть даже феноменально умный. Это индивид, способный иметь собственные суждения, переживать, любить и ненавидеть. Можно назвать его и произведением искусства – необыкновенным, имеющим миллионы тончайших граней, способным дать такое эстетическое наслаждение, о котором не смеет мечтать даже самый безумный сюрреалист. В конце концов, это – уникальный прибор, с которым не может сравниться ничто на земле, невиданный рывок в технологии..."
