— Стоять! — рявкнул Ганновей. Пистолет в его руке был направлен на них. За ним стояли вооруженные члены совета. — Неужели вы думаете, что я мог оставить вас без присмотра и не подслушать ваши разговоры, сказал он.
Глава 16
— Пит! Генератор! — крикнула Вивьена.
Генератор был на спине Коскинена. Он включил его и отчаянно постарался расширить поле, чтобы закрыть Вивьену И Трембицкого. И тут выстрелил пистолет.
Черт, поздно! Тишина сомкнулась вокруг него. Пуля упала перед ним на пол. Двое держали за руки Вивьену, а еще двое схватили Трембицкого.
Ганновей взял пистолет у Трембицкого и бросил его на софу. Затем он запер дверь. Все происходящее казалось Коскинену кошмаром.
Ганновей заговорил с Вивьеной, она что-то презрительно отвечала.
Советники переговаривались между собой. Ганновей заставил его замолчать повелительным жестом, подошел к экрану и долго смотрел на Коскинена.
Пит мог только выругаться.
Ганновей щелкнул пальцами. Открыв шкаф, он достал переговорное устройство с парой наушников. Затем он написал на листке бумаги что-то и показал Коскинену. Тот прочел:
— Такой способ общения слишком утомителен. Если ты отключишь экран на короткое время, то можешь взять наушник. На это время положу пистолет в другой конец комнаты, и не смогу выстрелить в тебя.
Остальные поднимут руки вверх. Хорошо?
Коскинен кивнул. Он хотел кое-что сказать Вивьене, пока экран был отключен но времени было мало.
Снова включив экран, он надел наушник на кисть. Ганновей положил второй наушник на стол так, чтобы его могли слышать все.
— Теперь мы можем разговаривать, — сказал Ганновей.
— Разговаривать не о чем, — сказал Коскинен.
— Напротив. У вас фантастически неверное мнение о нас и наших целях.
— Ваш способ действий все время укрепляет меня в своем мнении.
— Ты слушал нас, когда мы говорили в кабинете, а теперь Ян Трембицкий отравил твой разум.
— Он только разъяснил мне то, к чему вы стремитесь. Я не собираюсь принимать участие в убийствах своих сограждан.
— За исключением некоторых, — сказал Трембицкий.
Ринелати ударил его по лицу.
— Прекратить! — приказал Ганновей.
— Неужели революционер не может позволить себе немного грубости? — ехидно спросила Вивьена.
— Мы хотим быть вашими друзьями, — заявил Ганновей.
— Начните с того, что представьте нас самим себе.
— Это сумасшествие. Вы не пробудете на свободе и неделю. Я не могу допустить чтобы генератор попал в руки Маркус.
— Тогда помоги, чтобы он попал в руки президенту.
— Я уже объяснял вам…
— Такое объяснение нас не удовлетворяет, — прервал его Коскинен. Я хочу передать прибор властям, которые смогут воспользоваться им так, как необходимо. Ты, Ганновей, не входишь в число таких людей.
— Все это бесполезно, Карс, — прорычал Томсон. — Они фанатики.
— Трембицкий — да, — сказал Ганновей, — Но Пит кажется вполне разумным. Ты можешь посмотреть с нашей стороны точки зрения?
— Могу. В этом-то все дело.
— Мне не хотелось бы быть жестоким. Но ты не сможешь выйти отсюда и умрешь от голоду через несколько дней.
Коскинен удивился тому, что не испытывает страха. Он хотел жить, как и любое другое существо, может даже больше. Но страха в нем не было. Только ярость.
— Я готов к этому, — возразил он. — Но тогда мое тело навсегда останется под экраном. Разве что вы разрежете генератор лазером, но это не поможет вам создать новый.
— Когда-нибудь построим.
— Это будет очень долго. За это время люди пошлют экспедицию на Марс — может сам Абрамс финансирует ее. И марсиане помогут землянам создать новый генератор.
— Может быть, — Ганновей повернулся к своим пленникам и глаза его сузились. — Может ты и не боишься смерти, но не захочешь же ты, чтобы из-за этого упрямства погибли твои друзья?
Трембицкий с негодованием сплюнул:
— Ну, разве он не мошенник?
— Слишком большая ставка, — сказал Ганновей, — я пойду на все.
Коскинена бросало то в жар, то в холод.
— Если ты убьешь их, — крикнул он, — ты убьешь последний атом надежды, который еще остается у тебя.
— Я не имею в виду немедленную их смерть. Ты можешь подумать три-четыре дня.
Краска схлынула с лица Вивьены, она с трудом проговорила:
— Не слушай его, пит. Пусть будет, что будет.
— Ты еще не знаешь что будет. — Ганновей повернулся и сказал: Ребята, вы знаете, где находится аппаратура. Принесите ее сюда.
Советники вышли. Ганновей сел, закурил. — Можете поговорить друг с другом, — сказал он.
— Ви, — прохрипел Коскинен.
Она сделала несколько коротких вздохов, чтобы придти в себя.
— Не думай обо мне, пит. Мне не нужна жизнь, если за нее нужно помогать всем этим выродкам.
— Эй, вы! — крикнул Томсон. — Вы думаете, что нам приятно заниматься этим?
— Конечно, — сказал Трембицкий.
— Я понимаю вас, — сказал Ганновей, и в его голосе послышалось отчаяние. — Вы даже не можете представить, как я хотел бы, чтобы мы были друзьями. Мы могли бы столько сделать для планеты. Неужели я выгляжу преступником?
Трембицкий обратился к Коскинену:
— Они, скорее всего, пристрелят меня, но… — в его глазах стояли слезы, — …если я вдруг сломаюсь, не выдержу и попрошу тебя открыть экран, не слушай меня, Пит.
Коскинен почти не слушал его. Ужас овладел им. Он видел Вивьену, как сквозь туман.
— решение за тобой, — проговорил он. — Ты единственная, кто имеет право решать.
— Я уже решила. Будь твердым.
— Послушай, что для тебя все эти бредни о политике? Единственное, что ты хочешь, это месть Маркусу. Эгалитарианцы тебе это могут обещать.
Ви, я хочу, чтобы ты сделала выбор.
Она слабо улыбнулась:
— Ты трус, Пит, — сказала она, — Ты хочешь переложить ответственность на меня.
— Но я не могу взять на себя ответственность, — взмолился он.
— О, кей, возьму я. Будь твердым, Пит. Моя жизнь мало что значит для меня, потеря невелика.
— Не говори так!
— А как насчет того, о чем вы сами знаете? — внезапно спросил Ганновей.
