– Пойдет, - сказал он. - Давай!
Мне стало совсем плохо. Я завозился, пытаясь хоть как-то ослабить руки в чертовых браслетках. Я забормотал что-то вполголоса.
Я бормотал что-то. Я произносил какие-то слова, звучащие вполне осмысленно. Самое удивительное, что я этих слов никогда не слышал. И тем не менее я тихо, но четко выговаривал слова на незнакомой мне латыни.
Это звучало как заклинание. Или как молитва.
И когда я произнес последние слова: «…Deo Volente! Sanctus! Amen!»[ Волею Божьей! Свят! Аминь! (лат.)], в наручниках, сковывающих меня, что-то тихонько звякнуло.
Они разомкнулись, эти наручники, и упали на пол.
Я сидел, не в силах пошевелиться. Потому что я был невероятно испуган. Кровь отлила от лица моего. Я никогда не встречался ни с чем сверхъестественным, я даже не верил в сверхъестественное. И вот теперь я сам, самостоятельно, прочитал заклинание, избавившее меня от цепей. И даже не знал, откуда оно взялось в моем съежившемся от страха мозгу.
Знал. Знал, конечно. И хотя мне больше пристало бы радоваться в тот момент, потому что руки мои были свободны и я получил отличный шанс выжить, я с трудом дышал от страха.
Потому что это значило то, что мне вовсе не привиделись те двое людей в балахонах и каземат, в котором я валялся на гнилых шкурах. Они существовали на самом деле - здесь, в Испании, много веков назад. И я каким-то образом в самом деле побывал там.
Девчонка заорала, как ненормальная. Я вздрогнул и снова вернулся к реальности.
Оказывается, бегемот Леха уже вытащил тряпку из ее рта и пытался засунуть туда что-то другое. Он уже начал свое кино. Судя по всему, он успел пару раз хлестнуть мою девушку плеткой, потому что на левой руке ее вспухали багровые полосы.
Я вдруг ощутил, насколько ясна моя голова - словно не били по ней сегодня чугунной кочергой. Я почувствовал, насколько легко и послушно мое тело.
Наступило время фаэны.
11
– Эй ты! - громко сказал я по-русски и поднялся на ноги. - Поросенок жирный! Повернись сюда!
Леха, казалось, поворачивался целый час. Долгий час растянутых секунд, утонувших в прибое адреналина. И я медленно делал свои пять шагов от камина - плыл в кричащей, напряженной тишине. И в тот момент, когда круглое свинячье лицо уставилось на меня круглыми от изумления глазами, оно встретилось с моим кулаком.
Наверное, мне нужно было сделать по-другому - бить его старательно, долго, с пыхтением, вымещая всю ненависть нормального гомо сапиенса к человекообразным скотам. К свиньям, попирающим копытами своими наше достоинство и наш разум, заваливающими навозом своим ту грань, что отделяет человека от животного. Мне нужно было переломать ему кости, разбить коленом то, что он считал своим мужским сокровищем. Но в этот момент я был не просто самим собой. Я был кабальеро, я защищал честь дамы и не мог опуститься до такого.
Мой удар - он был своего рода пощечиной, вполне крепкой. Потому что Леха полетел через всю гостиную, приземлился на стеклянный круглый стол и рухнул вместе с ним на пол, расколотив его на тысячу осколков.
И в тот же момент я был сбит с ног. Я совсем забыл про другого двуногого, про Вову. Он бросился на меня, как борец сумо, всей своей полуторацентнерной тушей. Я упал навзничь, треснулся бедной своей спиной о твердые плиты пола. И полтораста килограммов вонючего свинячьего мяса и сала шлепнулись на меня сверху, выбив дыхание.
Он возился на мне, пытаясь добраться до моего горла. Хотел задушить меня, гаденыш. И я никак не мог скинуть его - слишком уж он был тяжелым. Я пытался выпростать руки свои из-под этой туши, а он не давал мне сделать это. Он сжимал мои руки коленями, он потихоньку полз вперед и скоро уже сидел на моей груди. Наверное, он когда-то занимался борьбой. А почему бы и нет? Не всегда же он был таким жирным? Многие быки начинают свой путь с занятий спортом.
И в тот момент, когда он добрался-таки пальцами до моей глотки, я вытащил одну руку из-под него - правую. Этого было достаточно.
Его передние конечности упирались в мою шею. Он пыхтел, стараясь отжать мой подбородок от груди. Я вынес свою свободную руку вперед и ударил локтем по его рукам.
Есть такой прием. Я долго разучивал его, когда был в армии, а теперь впервые применил на практике. Это хороший прием, потому что основан на законах физики.
Руки его согнулись от моего удара, и он полетел лицом прямо на меня. Я нагнул голову вперед, и нос его встретился с моим лбом - с размаху.
Кто не знает - могу проинформировать: лоб по твердости значительно превосходит нос. Так что я не пострадал. Чего нельзя сказать о Вове. Если б нос его был подлиннее, он выскочил бы с другой стороны его дубовой головы. А так он просто вдавился с хрустом. Вова хлюпнул кровью, глаза его закатились, и он начал медленно сползать с меня.
Я помог ему, поддал коленом, и он грузно шлепнулся на пол. Не знаю - был ли он в сознании. Какая, в конце концов, разница? Есть такая категория людей, которая проводит всю жизнь, не приходя в сознание - он был как раз из таких. Лежал себе тихо, дышал громко ртом, и ладно.
А я поднялся. Поднялся с большим трудом, потому что после этого падения я уже не ощущал легкости в теле, и нога у меня плохо двигалась. А на шее, наверное, были кровавые царапины от Вовиных грязных ногтей. Словом, я получил сегодня свое сполна. И справедливо полагал, что с меня хватит.
– Привет, - хрипло сказал я. - Я же предупреждал тебя, глупая ты девчонка, что эти двое иностранцев - bandidos и bastardos.
– Извини. - Она прятала взгляд. Наверное, неудобно ей было, что она оказалась такой глупой. А может быть, стеснялась оттого, что сидела передо мной, раздвинув ноги, в таком несколько экзотическом костюме и не могла пошевелиться. - Ты что собираешься делать? Может быть, это… Ты хочешь меня? Прямо сейчас?
– Ты еще глупее, чем я думал, - пробормотал я и зашарил взглядом по комнате, пытаясь найти что-нибудь острое, чтобы перерезать веревки.
Всегда так. В уме придумываешь какие-то высокие фразы, чуть ли не стихами говоришь. А произносишь первые слова - и вот она, тупость и банальщина. Наверное, оскорбил девушку. Но и она тоже хороша! Конечно, я хотел ее, она ясно видела это. Это нельзя было бы скрыть даже тремя парами ватных штанов. А что я мог поделать? Она действовала на меня как болезнь. Я с трудом контролировал себя.
Хоть бы ножик завалялся в этой чертовой гостиной! Ничего подходящего!
Ага, вот! Две мои бандерильи лежали в углу. Наконечники их имели не слишком острые грани, но все же возможность перепилить веревку,была. Я взял обе и пошел к моей девушке.
– Не бойся. Тыкать в тебя этими пиками не буду. Надо перерезать веревки и уходить отсюда. Пока твои свиньи не очухались.
– Спасибо… - едва слышно прошептала она.
12
И все же это был еще не конец истории. Если вы думаете, что на этом все кончилось, вы ошибаетесь.
