Хорошо, что хоть нож и колокольчик сохранила.
— Прежде чем садиться в ванну, полагается вымыться, — произнес мужской голос совсем рядом. Сквозь завесу пара его обладатель казался мне всего лишь тенью.
Значит, я не одна! Рука сжала рукоятку ножа.
— Вода стала грязная! — Очень знакомый голос! Его обладатель ворчливо продолжал: — Сейчас позову служителей, тебя изобьют и вышвырнут отсюда.
Вдруг я вспомнила. Во имя всех богов, что он здесь делает?!
— Стефан Моханда! Или лучше назвать вас отцом Примусом?
— И то и другое верно. — Он подался вперед; на меня хлынула волна грязной, вонючей воды, в которой были кровь, слизь и грязь. — Правда, я не бываю един в двух лицах. Магическое зеркало подсказало, где тебя ждать. Что же ты сделала с моим любимым священником?
— Ваш собрат по Временному совету взрезал ему живот и бросил умирать.
— Федеро? Не может быть! — Отец Примус мрачно рассмеялся. — Я бы еще поверил, если бы его убил бог — но не человек. А Септио жаль. Славный он был мальчик, и зад у него был как у ангела.
Он знал! Он все знал! Я выставила вперед руку с ножом. Правда, меня не учили сражаться в воде, но я очень сильно сомневалась в том, что Моханда вообще умеет драться. Помехой ему станут возраст и вес.
Матушка Ваджпаи с первых занятий учила: не позволяй врагу видеть, как ты нападаешь. Я замерла на месте и быстро заговорила, отвлекая его от своих маневров:
— Раз вы все знали, зачем этот фарс? Зачем вы послали Септио со мной в горы?
— Ты сама попросила отправить тебя к Чойбалсану, — с довольным видом отвечал он. — Ты принесла бы себя в жертву на алтаре его силы. Так гораздо проще, чем похищать тебя из города против твоей воли. Ты, конечно, догадываешься: с тобой очень трудно справиться, если ты не идешь навстречу!
Я начала приподниматься вдоль скользкого бортика ванны.
— Тогда я вас оставлю… — Не прекращая говорить, я оттолкнулась пятками от плиточного пола и метнулась к нему. Я бы не осмелилась так атаковать подготовленного врага.
К несчастью для меня, Моханда оказался подготовлен.
К сожалению для него, он промедлил.
Он встал из воды; оказывается, он тоже сидел в одежде. Теперь с одежды лила вода. В руке Моханда сжимал что-то длинное и темное. Сначала я испугалась, что у него арбалет. Я ударила его по той руке, что держала оружие, и вонзила нож ему в подмышку, нажимая всем телом, чтобы лезвие вошло глубже.
Конечно, я ударила не под тем углом, и все же удар получился достаточно сильным. Я едва не отхватила Моханде руку. Когда из зияющей раны хлынула кровь, он завизжал, как свинья. Струя крови окрасила воду в алый цвет. Моханда метался во все стороны, отчего кровотечение лишь усилилось.
Я выхватила его оружие: короткий металлический прут с перевернутым шипом на конце. Такое оружие предназначено исключительно для защиты — он ожидал, что я нападу на него. Значит, у него наверняка где-то рядом есть сообщники.
Повертев прут в руке, я вонзила шип в складку жира на животе Моханды и с силой ударила по нему другой рукой.
После того как я выдернула прут из раны, вода стала совсем грязной. Я наклонилась к нему:
— Жаль отца Примуса, хоть он мне и не нравился.
Выдернув нож, я стала вылезать из ванны, но поскользнулась. Моханда схватил меня за лодыжку. Глаза у него уже стекленели, но губы еще шевелились. Я нагнулась, не приближая к нему ухо, куда он мог выплюнуть шип или что-то в этом роде.
— Чернокров… — только и выговорил он.
Я лягнула его в висок, и его голова ушла под воду. Затем я быстро перелезла в соседнюю ванну, где кое-как смыла с себя кровь и грязь. Еще раз перелезла, ополоснулась в чистой воде. И все равно мне казалось, что я запачкалась больше, чем во время недавней прогулки по подземной канализации. После того как я вылезла из воды, я некоторое время помедлила у двери. Скорее всего, за ней меня ждали сообщники отца Примуса… А может, они напустили на меня какое-нибудь жуткое существо вроде Бескожего.
Вдруг я сообразила: убивая жрецов какого-то бога, тем самым я ослабляю самого бога. Чтобы убить жрецов, особой подготовки не требуется. Без обрядов и молитв бог усыхает, атрофируется. Значит, время для богов тоже отмерено — как и для людей.
— Жить значит рисковать, — прошептала я, распахивая дверь пинком ноги.
Дверь ударила стоящего за ней человека в челюсть; он с громким криком повалился на пол. Сам виноват — не надо было так близко подходить. Его сообщника я пырнула ножом в лицо, немного расширив ему ноздри. Закрыв лицо руками, он попятился. На бегу я врезалась третьему плечом в живот. Четвертый вцепился в меня, но я ударила его в пах железным прутом, отнятым у Моханды.
Быстро взбежав по лестнице, я очутилась в верхнем ярусе купальни. Там, судя по всему, шла обычная жизнь. Правда, увидев мою окровавленную фигуру, все повскакали с мест и закричали. На улицу я выбежала в толпе перепуганных горожан.
Мне нужно было как можно скорее попасть в таверну к Трактирщику. Опустив голову, я неслась вперед, высматривая какое-нибудь убежище, где можно было бы постоять и отдышаться. Сзади слышались крики. Я два раза повернула, вскочила в чью-то повозку, перескочила на плоскую крышу какого-то здания. Прижалась к трубе — погоня пробегала как раз подо мной.
Сосчитав до двадцати и дав моим преследователям убежать вперед, я протиснулась на другую сторону и спрыгнула на улицу, от которой меня закрывала повозка. На меня пристально смотрел толстяк в фартуке поверх полотняной рубахи и в соломенной шляпе. В руках он держал поднос.
— Благословение твоему дому, — сказала я на селю и нырнула в ближайший переулок.
Дальше все было просто. Я влезла на крышу какого-то двухэтажного дома. Нашла там деревянный бак для сбора дождевой воды и тщательно вымылась, затем ногой выбила днище бака. Пусть жильцы промокнут, зато они не будут пить оскверненную мной воду. На улицу я спустилась в другом конце переулка, украла с веревки, на которой сушилось белье, белую рубаху и спокойно прошла остаток пути до таверны Трактирщика.
Войдя, я сразу заметила Чоудри. Он подавал посетителям в общем зале еду, от которой пахло родиной. От пряного аромата в животе у меня забурчало. Чоудри поднял глаза и расплылся в улыбке:
— Зелёная, ты жива!
— Прошу тебя, — ответила я на селю, — дай мне поесть. И еще мне нужно срочно поговорить с Трактирщиком.
— Он на базаре, закупает продукты. — Чоудри огляделся.
У очага сидели двое пардайнов; между ними стоял стол с глиняной чашей и рассыпанными цветами. Одним из пардайнов оказался Чистильщик, его спутницу я раньше не видела.
— Ты знакома с Приговором?
Что еще за Приговор?
— С Чистильщиком?
— По-моему, так его называют, — словно извиняясь, ответил Чоудри.
