Мне дали низкий табурет, на котором лежала подбитая ватой подушечка.
— Матушки, я, наверное… лучше постою, — сказала я, когда матушка Ваджпаи жестом приказала мне сесть. На ягодицах у меня вспухли рубцы. Когда я вспоминала вчерашнюю порку, мне делалось очень стыдно. Стоило мне посмотреть на забинтованные ладони, как я снова живо представляла себе все, что со мной случилось.
— Как тебе будет угодно, — сказала матушка Мейко. — Ты можешь сесть в любой миг, когда тебе захочется.
— Спасибо. — Я поклонилась, но не сделала знак лилии. Не моими руками демонстрировать почтение богине!
— Когда я в первый раз лишила человека жизни, — медленно проговорила матушка Вишта, — я три дня не возвращалась в храм. Пряталась в баньяновой роще у парка Принца Киттатханга; проголодавшись, питалась птичьими яйцами и жевала листья.
— Наконец я привела ее домой, — с улыбкой подхватила матушка Мейко. — Она тогда была моей ученицей, и настало ей время возвращаться.
Заговорила матушка Ваджпаи:
— Когда я забрала первую жизнь, я вернулась в храм и набросилась на мою матушку-наставницу, которая сидела за столом в трапезной. Я едва не всадила нож ей между лопаток. Мне помешала одна из сестер-претенденток.
— Ха! — Матушка Мейко повернулась к ней. — Ты бы все равно меня не ударила. Я видела, как ты ко мне крадешься, в отражении винного бокала.
— А вы?.. — спросила я ее, самую старшую, понимая, что они пытаются меня утешить.
— Я? Взяла лодку на пристани и поплыла в открытое море. Гребла, пока город не скрылся из виду. — Взгляд ее устремился куда-то вдаль. — Мне захотелось побывать в мире, где нет ни песчинки нашей земли. Богиня заговорила со мной из воды и вернула меня домой.
Матушка Ваджпаи не сводила с меня пытливого взгляда. Увидев, что я тоже смотрю на нее, она едва заметно кивнула.
— Вчера богиня говорила со мной, — медленно сказала я. — Хотя я не совсем поняла, что именно она мне сказала. Однажды она послала мне детский смех; в другой раз ее слова слетели с моих уст, когда я разговаривала с торговкой свечами, хотя я не могла их слышать.
— Твои руки пришлось забинтовать, — сказала матушка Мейко, — после того как ты прилежно старалась смыть с них кровь. Ты не можешь нормально сидеть и ходить, потому что тебя пришлось возвращать в чувство.
— Да, мне хотелось почувствовать хоть что-то.
— Зелёная, мы не всегда возвращаем кого-то в чувство с помощью плети, — сказала матушка Вишта своим тихим голосом. — И все же такой метод до сих пор является весьма почитаемым среди жриц нашего храма. Особенно среди Клинков. Если тебе снова захочется, чтобы тебя выпороли, или самой захочется кого-то отхлестать, прошу, вначале поговори со мной. Я покажу, как можно получить удовольствие, не причиняя излишнего вреда. — Она застенчиво улыбнулась. — И как испытать наивысшее наслаждение и с той, и с другой стороны плети.
— Все зависит от тебя, — подхватила матушка Ваджпаи. — Мы поможем тебе чем можем, когда попросишь. Однако кое-что должно оставаться между тобой и нами.
— Она знает, — улыбнулась матушка Мейко. — Ее путь более извилист и труден, чем у любой из нас. Думаю, ее ждет еще немало неожиданных поворотов!
— Вы хотите знать, смогу ли я снова убить… Когда меня попросят… или прикажут. — Я то сжимала, то разжимала забинтованные пальцы.
Матушка Ваджпаи устремила на меня свой горящий взгляд.
— Хочешь ли ты следовать воле богини или считаешь, что тебе нужно свернуть на другую тропу?
Я задумалась. Что будет, если я сейчас откажусь вступить в орден? Скорее всего, живой я отсюда не выйду. Вряд ли они выгонят меня на улицу после того, как сделали из меня убийцу. Но я еще не прошла обряда посвящения… Да, матушкам сейчас нелегко.
Рассеялся туман, окутывавший мой разум со вчерашнего дня. Зрение мое снова обострилось, в голове прояснилось. Мне стало легко.
После того как претендентка проходит последний Лепесток, от нее не ждут, что она сразу же принесет обеты. Период ожидания для некоторых претенденток длится до года. Сейчас я еще не была готова посвятить свою жизнь богине Лилии и ее храму и не знала, вступлю ли в орден. Значит, сегодня мне не нужно лгать, чтобы меня не выгнали.
— Да, — сказала я. — При необходимости, когда меня позовут. Я убила уже троих. Как сказала матушка Мейко, я привыкла лишать других жизни.
— Ты свободна от всех уроков и обязанностей до следующего понедельника, — сказала матушка Ваджпаи. — Отдыхай, медитируй, молись. Если захочешь, можешь посещать службы, но и это для тебя не обязательно.
Невероятно! Неужели я могу делать что хочу? Да… на их месте я поступила бы точно так же. Все равно что на Гранатовом дворе, только здесь меня не окружают серовато-голубые стены. Здесь я сама выбираю свой дальнейший путь — на Гранатовом дворе об этом и речи быть не могло.
Какими бы непростыми ни были мои отношения с богиней Лилией, я еще немного побуду в ее храме и прислушаюсь к себе. Возможно, я решу, что не стану ее орудием, но до тех пор я пробуду здесь.
На какое-то время я была избавлена от убийств. Довольно скоро я сообразила, что, кроме меня, никто не сумел бы убить Майкла Карри. Даже для посвященных Клинков трудно было бы проникнуть на борт иноземного корабля. Я расстроила планы неизвестных заговорщиков из Дома Выпей, но о последствиях мне не сообщили. Похоже, храм Серебряной Лилии также не пострадал.
Собрав немного медных монет и взяв красивый цветок с алтаря, я пошла искать несчастную торговку свечами, которую так напугала. Ее лотка на прежнем месте не оказалось. Я искала ее целую неделю, но найти человека в Калимпуре нелегко, ведь жителей в городе — что птиц в небе.
Наконец я сдалась и оставила попытки ее разыскать.
Мы с Саммой все чаще ссорились. По сравнению со мной она казалась сущим младенцем. Самму же пугали мои новые игры с плетью. Вскоре она пинками выгнала меня из своей постели. Я перетащила свой тюфяк в угол и стала спать одна. Даже малышки стали меня избегать.
Я твердила себе, что мне наплевать.
Я твердила себе, что стала взрослой женщиной, которая прожила уже четырнадцать лет — а следующее лето будет пятнадцатым. Я поездила по миру и убивала людей, а эти надменные дочери свободы ничего не знают.
Я уверяла себя в том, что счастлива, и иногда даже верила себе. После убийства Майкла Карри во мне что-то надломилось. Ярость моя все чаще вырывалась на поверхность. Я легко обижалась и, пользуясь своей растущей силой, задирала своих товарок. Целыми днями я бродила по городу, вступала в драки с мальчишками, готовыми драться с кем угодно по поводу и без повода. Стриглась я очень коротко. Никто не принимал меня за девушку из храма, если только я не надевала светлые одежды и не шла куда-то с наставницами или другими претендентками. Перед выходом в город я бинтовала себе груди — правда, они у меня и так были небольшими.
