— Без проблем. Лишь бы живот выдержал. Вообще-то это не очень полезно для желудка.
— Моему желудку ничего не вредно, — Лина похлопала себя по округлившемуся пузику, набитому шашлыком. — Потому что… — “Потому что я переделанная”, хотела сказать она, но осеклась. — Желудок у меня как у страуса, — сказала она, — не то что жареное мясо, подметку переварит.
— Молодца, — похвалил ее Мишка. — В общем я бы не против и завтра шашлычки сварганить, только как твой? Разрешит?
— Юр, ты как?
Юрий молчал, только мерно посапывал носом. Лина скосила на него глаза — Юрка спал, положив голову на ее плечо. Она отстранилась, Умник свалился на шезлонг, подложил руку под голову, дернул ногой, пробормотал что-то и полетел дальше в сонное царство Морфея.
— Да, по части спать он у тебя мастер, — ухмыльнулся Мишка. — Дрыхнет, небось, все дни напролет?
— Да нет, не сказала бы. Это что-то другое. По-моему, он просто пьян.
— Сколько выпил?
— Две бутылки.
— Тогда да. Для Юрки эта доза убойная.
— Ничего с ним не случится? — забеспокоилась Лина.
— Все нормально, — Михаил махнул рукой. — Пару часиков подрыхнет и очухается. До дома сам дойдет — точно.
— Как же так получается? — спросила Лина. — Вы, русские, по идее, вообще не должны пить спиртного. Должны от него сразу откидывать копыта, потому что у вас алкогольный мор и все такое. Однако я смотрю, употребляете.
— Кто-то совсем не пьет, вот как Юрка, кто-то позволяет себе вмазать, если хочется, — в меру, конечно. У всех это по-разному. Мы ведь не закодированы от алкоголя. Мы просто не алкоголики. Я, когда был на одном задании, хряпал каждый день по полстакана рома — так уж приходилось, иначе меня никто там за человека не считал бы. Причем рома черного, самого дешевого, самопального. И ничего — жив был, и бодр, с ног не падал. Дело свое делал.
— Уши матросам резал? — спросила Лина. Ляпнула сдуру. Потому что Мишка сразу напрягся, поджал губы, глаза его стали злыми и колючими.
— Это кто тебе такое сказал? Юрок?
— Извини, Миш. — Лина перепуганно замахала руками. — Не будем об этом, ладно?
— Будем, будем. — Михаил бросил огрызок сигары в огонь, плюнул на землю. — Значит, твой Юрок чистенький как ягненок, а я — зверь, убивец? Так он, небось, тебе объяснял?
— Перестань, Миш…
— Все мы здесь убийцы. — Михаил поднялся на ноги. — У всех нас руки по локоть в крови, работа у нас такая. Знаешь, что со шпионами делают, если ловят?
Шкуру с них живьем снимают. Поэтому — либо мы их, либо они нас. И твой Юрок ничем меня не лучше. Спроси-ка его, сестренка, как он порядок восемь лет назад в Замбии наводил, когда там на российскую миссию наехали. Как отутюжил гусеницами сотню негров, как сжег их напалмом, чтобы вывезти четырех оставшихся в живых русских.
— И что, он один все это делал? — оцепенело спросила Лина.
— Ну не один. Еще с четырьмя такими же, как он, агентами. Какая разница? Нам всем вбито в башку, что интересы Родины — на первом месте, а те, кто стоит на нашем пути, — просто вши, которых давить и травить. И агентам Штатов то же самое вбито, и агентам-китаезам, и всем остальным. Все мы хороши. Твой Умник — он, конечно, один из самых крутых, но только тебе от этого не легче, а тяжелее будет. Помяни мое слово…
— Понятно, — Лина тяжело вздохнула. — Знаешь, Миш, у меня мечта есть — чтобы свадьба красивая, и обязательно в Чехии, и потом мы будем жить спокойно и счастливо, без всяких шпионских дел. Мне сон такой приснился. Правда, кончилось там все плохо…
— Свадьба, говоришь? — Мишка недобро усмехнулся, покачал головой. — Думаешь, дойдет у вас до свадьбы?
— А ты думаешь — нет? — Лина впилась в Михаила взглядом.
— Ладно, замяли, — Мишка махнул рукой.
— Ты говори, говори что знаешь, — Лина вскочила на ноги. — Договаривай до конца.
— Все, хватит, Лин, — Мишка упрямо мотнул головой, и Лина поняла, что не добьется от него больше ничего. — Чой-то я фигню какую-то сморозил, извини, сестренка. Пойдем лучше купаться, а то совсем темно будет.
— Пойдем, — согласилась Лина неожиданно легко. Окунуться в чистую воду. Смыть с себя боль и тревоги. Иначе с ума сойти можно.
Лина расстегнула пуговицы, сняла рубашку, аккуратно сложила ее на свободном шезлонге. Расшнуровала ботинки, стащила брюки. Вот вроде и все. Она повернулась и оторопела. Мишка стоял перед ней совершенно голый, нисколько не смущаясь. Мохнатый как медведь.
— Ау, hermanita, dichosos mis ojos
[20]
, — сказал Мишка почему-то по-испански — видно, вспомнил бытность свою Кровавым Диего. — Ты что, в одежде купаться будешь?
— Как в одежде? Я же все сняла.
— Все? А трусы? А лифчик?
— Я не нанималась купаться с тобой голой, — заявила Лина. — И, кстати, чего это ты тут изобразил? Думаешь, мне интересно тебя разглядывать? Надень трусы.
— Долбаная Америка, — хмыкнул Мишка. — Люди купаются там в одежде, потому что так положено приличному человеку. У нас все по-другому. Если ты придешь на любой наш пляж, сестренка, то не найдешь там ни одного человека в трусах. Ни одного! У нас свои традиции. Потому что мальчики должны видеть красивых голых девочек, а девочки — разглядывать красивых голых мальчиков. Это способствует высокой рождаемости, и значит, это правильно.
— Странные вы… — Лина задумалась на несколько секунд, потом стянула через голову топик. — Все. На большее не рассчитывай.
Мишка замер и вытаращился на ее грудь.
— Что-нибудь новое увидел? — поинтересовалась Лина. — Ты дыши, дыши, а то сейчас задохнешься.
— Да ничего, просто красиво, — промямлил Мишка. — Ты вообще охрененно красивая, сестренка. Ты в курсе?
— В курсе, — буркнула Лина, стараясь не смотреть на Мишкино мужское достоинство, занимающее все более горизонтальное положение. — Все, пошла я.
Она разбежалась и плюхнулась в озеро — с головой. И едва не захлебнулась.
Вода обожгла ее жутким холодом. Лина вынырнула, завопила, зафыркала, сделала попытку сбежать обратно на берег. Мишка был уже тут — схватил ее за руку.
— Ты куда?
— Ой, мама, — просипела Лина, стуча зубами. — В такой воде нельзя купаться. Ты же говорил — она теплая…
— Теплая, — подтвердил Мишка. — Градусов шестнадцать, не меньше. Самое оно. Привыкла в бассейне с подогревом плавать, приличная девочка?
— Нет, Миш, я не буду. Я утону.
— Не утонешь. — Михаил схватил ее поперек туловища и потащил в глубину — легко, как ребенка.
— Пусти! Что ты делаешь? — Лина брыкалась как могла, но что она могла сделать — силищи в этом неандертальце было немерено.
