— Я тебя, сестра недоверием обижать не стану, напомню только, что в нашей общине нарушившему слово одна дорога: на тот свет, причем в течение десяти часов.
— Я в курсе! — огрызнулась Анаис. — Вечером приду в западный квартал, принесу вашу долю, а может, еще чего прибавлю, — сказала она, взглядом следя за человеком, идущим к фонтану с противоположной стороны площади.
Только теперь, вновь увидев его, Анаис припомнила, как выглядел владелец фляги с отравой. Она облизала вмиг пересохшие губы и нервно огляделась в поисках пособников шпиона. Не иначе как метка на проклятой фляге была наколдована.
— Как мне тебя разыскать, брат? — спросила она у нищего.
— Спроси Раку.
— Спрошу, — бросила Анаис, уходя.
Она не пошла к фонтану, а быстро завернула за угол храма и поспешила прочь от площади по узкой улочке, змеившейся между домов. Несомненно, шпион увидел ее и пойдет по пятам. «Если на фляге действительно стоит метка, то самое разумное швырнуть ее в какой-нибудь переулок, а самой бежать в другую сторону», — подумала Анаис. Только вот беда: никаких переулков на пути у девушки не оказалось, хуже того, улица Нэреитов сделала резкий поворот и уперлась в глухую стену.
Анаис почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног: сама загнала себя в ловушку. «Почему я не пошла в сторону базарной площади, где смогла бы затеряться в толпе?» — запоздало подумала она. Герея сдернула с плеча сумку, вытащила из нее треклятую флягу и бросила в сточный желоб, что убегал под тупиковую стену, затем резко развернулась и с бешено колотящимся сердцем зашагала в обратном направлении.
Анаис уже слышала топот преследователя, когда увидела вывеску «Приют беглеца», украшенную отвратно нарисованными жизнерадостными физиономиями выпивох. Она могла поручиться, что раньше ее здесь не было. Заметавшись в панике, Анаис принялась дергать ручки всех дверей подряд, не желая заходить в таверну. Всюду было заперто.
Внезапный порыв ветра пробежал по улице, и дверь таверны, заскрипев, приоткрылась. Игнорировать ее и далее Анаис не могла: вошла внутрь.
Столики в углах, где так хотелось присесть и затаиться, оказались заняты, и герея направилась прямо к стойке. «Сегодня ей не спрятаться», — поняла Анаис и уселась на высокий стул.
Разговоры с ее появлением стихли. Она стиснула зубы, признав тот факт, что попалась, причем по-глупому.
— Бутыль «Хреновухи», — заказала Анаис.
— Деньги вперед, — проворчал хозяин.
— Так и знала, — пробубнила она, роясь в карманах. Она вытащила собранную на паперти милостыню и швырнула на стойку.
— Закусь возьмешь? — поинтересовался хозяин, пересчитав монеты.
— Перебьюсь, — отказалась Анаис и, прихватив бутыль и глиняный стакан, перебралась за столик в центре зала. «Как прыщ на лбу», — подосадовала она, оценив местоположение.
Распахнулась дверь, и вошел «владелец фляги», держа подмышкой вывеску. Анаис, глазом не моргнув, опрокинула стакан «Хреновухи» и занюхала рукавом. Шпион опустил щеколду и направился к стойке, а возле двери тут же «образовался» один из сидевших в углу пособников.
— Близнецы-братья, — прошептала герея, покосившись на «привратника». Анаис порылась в мешке, криво усмехнулась, заметив, как напряглись окружающие, и выудила давешний каравай. Шпион заказал настойку трифолии и, подсев за стол к бродяжке, демонстративно вытащил из кармана злополучную флягу, которую разыскал в сточном желобе.
— Анаис Катриона Вергейра Атранкас, — не то спросил, не то констатировал он.
Герея невозмутимо налила себе еще стакан «Хреновухи» и послала его вдогонку за первым, закусив на сей раз горбушкой. Уж очень есть хотелось.
— Вы арестованы, — сообщил шпик.
— Да ну? — осклабилась Анаис. — А с чего вы взяли, что я именно та особа с длинным именем? У меня вот тут, — она принялась рыться в сумке, — документики имеются. Ща, найду. Только в-выпью еще с-стаканчик.
Анаис оставила поиски бумаг и щедро плеснула из бутыли. Трудно было сказать, куда попало больше: на стол или в стакан.
— Ох, какая досада, — пробормотала она заплетающимся языком, — разлила. Ну, вздрогнем! Фуф! Крепкая и такая же мерзкая, как твоя рожа. А-а-а, правда никому не нравится, — герея покачала из стороны в сторону указательным пальцем прямо перед носом у шпиона. Затем выставила еще и средний палец и попыталась ткнуть неприятному типу в глаза.
Тот вовремя отстранился, перехватил ее руку.
— Попрошу без фамильярности! — возмутилась Анаис. — Мы с вами не представлены, нечего меня лапать.
Она выдернула руку из его цепких пальцев, плеснула себе еще пойла, некоторое время раскачивалась над стаканом, затем выпила, что называется, через не хочу. Мир поплыл. Кто-то выдернул из рук сумку. До Анаис донеслось:
— Документы подлинные.
— Есть более верный способ установить ее личность.
Стол обступили со всех сторон.
— Уйдите, — пробормотала Анаис, — мне из-за вас дышать нечем. Ай! Больно же!
Она отлипла от столешницы и сфокусировалась на происходящем. Тот тип, что с ней беседовал, выдавил из пальца на стеклышко каплю ее крови. «Это не Сыск», — поняла Анаис.
— Грязным лезвием, — сказала она. — Какое свинство.
Герея взяла бутылку, некоторое время размышляла, не размозжить ли голову кому-нибудь из окружающих, но те были настороже. В конце концов, Анаис припала к горлышку и, уже сползая под стол, как сквозь пелену услышала:
— Это она!
* * *
Тамерон приоткрыл один глаз, потом второй. Странно было обнаружить себя лежащим на полу не после драки, а — стыдно сказать — из-за обморока. Менестрель нерешительно приподнялся и с удивлением обнаружил в стене, выходящей на улицу, пролом. Крики, свистки и топот ног свидетельствовали о приближении городовых. Тамерону вовсе не хотелось опять оказаться запертым в четырех стенах. Да и рассказать на допросе ему было нечего. Он встал, прихватил вещички и был таков. Пролом оказался достаточно большим, чтобы в него протиснуться, что Тамерон и сделал. Прошел по карнизу и, приложив немного усилий, оказался на крыше. Но вот беда: всю эту акробатику видели жильцы из окон дома напротив.
Тамерон только вчера приехал в город, пришел, как велели родственники, — чтоб их всех демон побрал, — в дом номер тринадцать по улице Нэреитов. Там его и заперли в одной из комнат второго этажа, ничего не объяснив. Юноша пытался протестовать: стучал и требовал справедливости, но это ни к чему не привело. Несколько часов подряд он, терзая лютню, орал самые похабные песни, какие только можно себе представить, в надежде, что общественность возмутится, и его, наконец, выпустят. Но никто его не услышал, из чего Тамерон заключил, что напрасно тратил силы — на помещение наложены звукоизолирующие чары.
От скуки он уселся перед забранным узорной решеткой окном и долго созерцал пустынную узкую улочку, развлекаясь плетением косичек при помощи заклинания, которое недавно выпытал у парикмахера за стаканчиком доброго вина. Менестрель растягивал удовольствие, разбив матрицу ворожбы на составляющие и дополнив необходимыми элементами. Сначала одна косичка свилась в тугую змейку, затем другая…
