Люк перед сэром Джорджем раскрылся, и, бросив последний взгляд на мигающий светильник, барон вступил в зал, где его ожидал двоеротый.
В отличие от многих других помещений зал демонического шута не менялся. То есть не менялись его размеры и очертания, хотя декорирован он был каждый раз по-новому. Теперь, благодаря голографической проекции, он показался барону восьмиугольным, с арочными проемами в каждой из стен. Восьмиугольный зал со стенами из напоминавшего бронзу сплава был пуст, и только посредине его, на невысоком подиуме, возвышалось то, что демонический шут называл световой скульптурой. Сэр Джордж не знал, как создаются такие скульптуры, но всегда восхищался ими. Как правило, они были прекрасны, хотя красота их была непривычна для людского глаза и внушала порой трепет. Световые скульптуры даже отдаленно не напоминали земные статуи, и барон решительно не понимал, что они изображают, хотя это не мешало ему получать удовольствие от их созерцания. Эта, например, производила впечатление удивительной хрупкости и состояла из нагромождения перетекающих друг в друга сине-зеленых плоскостей, в которых мерцали, струились и пульсировали разноцветные нити. Невзирая на странную форму, диковинная скульптура, казалось, излучала спокойствие и доброжелательность.
«Порой, — сонно думал сэр Джордж, любуясь пульсирующими в глубине полупрозрачных плоскостей огнями, — я почти готов простить двоеротому все, что он с нами сотворил. Жизни людей стали дольше, здоровее — крепче, чем когда-либо. Кроме того, его „технологии“ способны создавать вещи удивительной красоты. Разумеется, мы получаем крохи с его стола, но эти крохи поражают воображение. Жаль только, что для демонического шута мы менее ценны, чем вещи, сработанные из металла и хрусталя…»
— Ваши люди хорошо сражались. Но ведь вы, англичане, всегда хорошо сражаетесь, не так ли?
Сэр Джордж оторвал взгляд от световой скульптуры. Он не слышал, как дверь открылась и в зал вошел демонический шут. Барон часто бывал в его апартаментах и все же не мог привыкнуть к этим беззвучно возникавшим проемам, столь непохожим на двери, имевшиеся в отведенных людьми отсеках, достаточно широким, чтобы через них могли проехать в ряд двадцать всадников.
Мало кто из его людей попадал в ту часть звездолета, где обитала команда. Только сам барон, сэр Ричард, сэр Энтони и — очень редко — Матильда бывали здесь, всякий раз подвергаясь унизительному досмотру, прежде чем войти в коридор, открывавшийся в сверкающей стене, отделявшей отсеки людей от остальной части корабля.
Сэр Джордж склонил голову, всматриваясь в физиономию двоеротого и пытаясь понять его настроение. Несмотря на многолетнюю службу, ему ни разу не удалось преуспеть в этом. Самовлюбленный недомерок оставался для него загадкой, и невозможность понять его настроение была так же опасна по прошествии стольких лет, как и в самом начале их знакомства. Писклявый голос командира оставался по-прежнему мертвым, бесцветным и невыразительным. Разумеется, это можно было объяснить несовершенством перевода, тем, что переводящий его слова механизм не умеет передавать эмоции. Однако трехглазое лицо его тоже не выражало никаких чувств и было по-прежнему неизмеримо чуждым барону. За все эти годы на нем не появлялось ничего, что можно было истолковать как улыбку или недовольство. Отец Тимоти и Дикон Ярдли пришли к выводу, что верхний из двух ртов демонического шута предназначен только для дыхания и речи, но сэр Джордж ни разу не слышал издаваемых им звуков. В отличие от драконолюдей демонический шут явно что-то говорил, но ни один человек не слышал его настоящего голоса. Из сделанного как-то замечания Компьютера сэр Джордж заключил, что молчание демонического шута не было очередной мерой предосторожности. Компьютер сказал, что голос командира слишком высок для человеческого уха.
Таким образом получалось, что голос двоеротого очень даже мог выражать его чувства. То, что они не проявлялись на покрытом фиолетовой шерстью лице, вполне могло быть связано с особенностями его организма и вовсе не говорило о полном бесстрастии двоеротого. Нескрываемое презрение к людям и постоянное довольство самим собой свидетельствовали о том, что уж эти-то чувства ему хорошо знакомы. Стало быть, демонический шут должен был испытывать перепады настроения, вот только научиться отслеживать их сэру Джорджу никак не удавалось.
Потому он вынужден был следить за собой во время бесед с этой непостижимой тварью очень внимательно и подбирать слова с особой тщательностью, дабы двоеротый не истолковал сказанное им превратно. Именно из-за этого общение с демоническим шутом выматывало сэра Джорджа не в пример больше, чем тренировки и даже настоящие сражения.
Однако он знал, что кое-каких успехов на этом поприще ему удалось достигнуть. Проведя в обществе двоеротого немало времени, он начал догадываться о владевших им чувствах по построению фраз и изменению поз, хотя и не был до конца уверен, что предположения его соответствуют действительности.
А ведь демонический шут вовсе не старался казаться таинственным. Напротив, он, как и сэр Джордж, тоже тщательно подбирал слова и порой становился излишне многословен, явно заботясь о том, чтобы распоряжения его дошли до барона и тот мог выполнить их с надлежащей точностью. Презирая людей, он сознавал их ценность для гильдии и стремился использовать с максимальной отдачей.
Ценность эта, увы, была понятием весьма относительным, о чем свидетельствовала расправа над сэром Джоном Денмором, учиненная двоеротым в первый же день пребывания людей на звездолете.
О том же свидетельствовала казнь пяти человек, последовавшая за убийством одного из хатори разъяренным лучником. Двое лучников были убиты по приказу демонического шута, за то что удрали из лагеря на рыбалку, соблазненные близостью зеленого моря и золотистого пляжа в мире, удивительно похожем на покинутую ими Землю. Еще один человек был убит, когда в помрачении рассудка отказался покинуть посадочный модуль и принять участие в очередном сражении. Вслед за ним последовала смерть латника, ни с того ни с сего набросившегося с мечом в руках на демонического шута и сопровождавших его драконолюдей, когда те вылезли из аэрокара, дабы взглянуть на очередное, усыпанное трупами местных поле боя.
Сумасшедший латник был убит драконолюдьми, но на этот раз двоеротый почему-то не стал давать людям урок, устраивая показательную казнь невинных. Он даже не заговорил об этом случае с сэром Джорджем, хотя тот ожидал, что недомерок не упустит такой замечательной возможности продемонстрировать свою силу и жестокость. С одной стороны, это, естественно, порадовало барона, с другой же, еще раз показало, как мало он понимает своего командира.
Осознав, что демонический шут все еще ожидает его ответа, сэр Джордж отринул посторонние мысли и произнес:
— Прошу прощения, командир. Я еще полностью не пришел в себя после битвы и плоховато соображаю.
— Я говорил, что вы сегодня хорошо потрудились, — терпеливо повторил двоеротый. — Руководители моей гильдии будут довольны результатами ваших отважных действий. Я уверен, вскоре они наградят меня, а я в свою очередь награжу ваших солдат. Собственно говоря, я уже приказал лекарю разбудить ваших женщин и детей. Мы останемся в этом мире на несколько недель, чтобы проработать все детали нашего соглашения с местными жителями. Возможно, я обращусь к вам за советом, и, может статься, вам придется проехаться по селениям, чтобы напомнить здешним дикарям о вашем могуществе. Раз уж нам придется здесь задержаться, то почему бы вам не пожить со своими семьями? Ваши люди заслужили эту милость, доблестно отстаивая в этом мире интересы моей гильдии.
