И она без лишних слов выключила свет.
«А что, собственно, я ему расскажу?» — подумала Айя, раздеваясь.
Она поцеловала Гила и легла к нему спиной. В ее голове проносились самые различные варианты предстоящего объяснения, но все они выглядели неуклюжими, нелепыми и невероятными. А утром они покажутся просто смехотворными. Ее нервы напряглись до предела, она невольно фиксировала каждое движение Гила, каждое его случайное прикосновение.
Так прошло несколько часов. Она засыпала, но сон не приносил ей отдыха и успокоения.
Вдруг Айя почувствовала, как теплые руки Гила обняли ее. Она вздрогнула и окончательно проснулась. Он нежно целовал ее в шею, и его поцелуи отзывались во всем ее теле тревогой и беспокойством.
— Извини, что разбудил, но уже поздно, а у нас с тобой только один день, — произнес он. — Мы так долго-предолго не были вместе.
Айя повернулась к нему. Он погладил ее плечи, потом прижался к груди. Она откинула с лица волосы и привычно обняла его за шею.
— Как ты хорошо пахнешь, — произнес он.
Она поняла, что в ее жизни начался совсем новый период. Но кончился ли старый? И где какой? И с кем?
Руки Гила жадно и настойчиво скользили по ее телу. Он пытался возбудить ее, но каждое прикосновение его коротких сильных пальцев только еще острее напоминало о неминуемой развязке.
«Надо как-то расслабиться, — подумала она. — Тогда, может быть, удастся принять Гила и даже получить удовольствие от его ласк».
Она закрыла глаза, откинула голову на подушку и глубоко вздохнула.
Так кому же принадлежало право на ее плоть? На ее сердце? На ее преданность?
Колени Гила раздвинули ее ноги, и он, не переставая, ласкал ее губами и языком. Она добросовестно старалась расслабиться, но каждый его поцелуй заставлял ее вздрагивать. Гил добрался языком до клитора. При этом Айя испытывала сильное ощущение, но его нельзя было назвать приятным. С ее губ сорвался стон, и она затрясла головой. Гил, похоже, не понял ее состояния и продолжал…
— Полегче, — прошептала она ему сквозь зубы.
В этот раз он, как всегда, оказался послушным любовником. Ощущения Айи стали не столь острыми, и в душу ей закрался страх.
«Не ищет ли Гил следы Константина?» — подумала она.
Не должно быть, Гил очень практичный человек. В случае чего, он просто спросил бы. Именно за это он ей так нравится. Любую проблему он всегда раскладывает на части, чтобы лучше понять. А если не понимает, то просто спрашивает. Никогда не драматизирует, всегда остается самим собой. Он — оптимист, убежденный, что все поддается решению, если подойти к делу с нужной стороны.
Айя вновь постаралась расслабиться. Она закрыла глаза, замедлила дыхание. Удовлетворение охватило ее, будто волна плазмы. Ее бедра приподнялись навстречу нежным касаниям Гила. Желание все нарастало, вот оно охватило ее всю.
Гил встал на колени и вошел в нее. Она прижалась к его мохнатой груди.
Все так знакомо, ничто не удивляло, не ошеломляло, а только успокаивало, наполняя всю ее тихой радостью возвращения домой. Ее обрадовало, что она не сравнивала Гила с Константином. Да сравнения в данном случае были просто невозможны. Как сравнивать привычного Гила с чем-то нереальным? Фигура любовника-митрополита стала тускнеть на фоне реальности ее дома, знакомых и милых вещей, нежных движений Гила. Лежащего на ней Гила, такого домашнего и уютного.
Они купили хлеб и пирожные в соседней булочной, сварили кофе и разложили снятый со стены маленький стол. Помидоры и огурцы Гил принес со своего огорода, за которым всегда так старательно ухаживал. Сделав маленький глоток, он посмотрел на Айю.
— Проверил вчера наш банковский счет, — сообщил он. — Там, оказывается, больше тысячи.
— Восемьсот — это те деньги, что ты прислал из Герада, — объяснила она. — А остальные мне заплатили за консультации.
Она не сказала ни слова о шести тысячах, которые хранились в мешочке под ящиком с помидорами.
Гил нахмурился.
— А в чем заключаются твои консультации? — спросил он.
«Началось, — подумала Айя. — Гил будет копать до тех пор, пока ему все не станет ясно и понятно».
Она немного помолчала, собираясь с мыслями.
— В общем, есть целый ряд вопросов, по которым требуется мнение специалиста, — произнесла она. — Митрополит Константин хочет, чтобы я…
Гил вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
— Как же это я забыл! Ведь это действительно был он вчера, да? Только почему так поздно?
— Да. Мы с ним…
— Подумать только! Ты работаешь на этого старого разбойника. А что об этом думает Департамент Правосудия?
Она смущенно посмотрела на него:
— Они ничего не знают, а я не спрашивала. Нам нужны деньги. Поэтому, если ты не проболтаешься, то…
Гил усмехнулся и взял пирожное.
— Кстати, а как ты с ним познакомилась?
— Ну просто. Я написала ему письмо.
Гил нахмурился, и рука с пирожным застыла в воздухе.
— По почте? — уточнил он.
Его беспокоила высокая стоимость почтовых отправлений.
— Да, — подтвердила она. — В новостях сообщили, что он переехал в Маг-Тауэрс. Вот я и подумала…
Гил посмотрел на нее с нескрываемым изумлением:
— Ты хочешь сказать, что действительно в восхищении от него?
— Да.
Гил стал медленно пережевывать пирожное, обдумывая столь искреннее признание.
— Но ведь этот самый Константин уничтожил свой родной метрополис, разве не так? — спросил Гил. — Челоки сейчас в полном запустении, а он здесь живет в роскоши. Наверное, нагреб…
В ней вдруг закипела ярость. Чувствуя, что может сорваться и натворить нечто непоправимое, она закусила губу.
— Это сделал не он, на него самого напали, — произнесла она через несколько секунд тихим, напряженным голосом. — Вся эта коалиция состояла из гангстеров и продажных политиканов, а он…
— Вряд ли они напали бы, не чувствуй с его стороны потенциальной угрозы, — перебил ее Гил. — Все его попытки в то время создать сильную армию, увеличить резервы плазмы… На что все это могло быть использовано? Ясное дело, на ведение войны.
Айя сжала кулаки:
— Он пытался помочь людям!
— Такие, как Константин, никому не помогают.
— Но он хотел изменить положение вещей! Ведь кое-что нужно изменить?
— Такими методами ничего изменить нельзя. Да и нужно ли вообще менять?
Айя с глухой яростью посмотрела на самодовольного, рассудительного Гила, который сейчас облизывал перепачканные маргарином пальцы. Чем он отличался от других джасперийцев, тупо и непоколебимо верящих в свою правоту? Сейчас он представлял собой стену, которая вдруг выросла между Айей и ее судьбой.