— Какой ужас! — покачал головой Мартинес.
— А как объявили об эвакуации, все стало ещё хуже. Мне разрешили взять всего три контейнера с вещами и одного слугу, хотя в правилах ясно сказано, что я имею право на пять мест багажа и двух людей! — Он гневно ударил кулаком по столу. — Я едва только успел научить своих правильно гладить воротнички и охлаждать «Веселый Роджер» до нужной температуры, и вдруг приходится одного отдавать. Кто знает, что с парнем сделают на флоте? Того и гляди, превратят в какого-нибудь чумазого машиниста…
— Я могу взять его к себе, — предложил Мартинес.
Ранг позволял ему иметь четырех слуг, но ему до сих пор вполне хватало Алихана, да и жизнь с момента бегства на «Короне» помчалась с такой скоростью, что на поиски и обучение людей времени просто не хватало. Теперь служить предстояло на флагманском корабле, где может пригодиться кто-нибудь поотесаннее бывшего оружейника.
Абаша поморщился.
— Я обещал мальчикам, что им никогда не придется драить палубу.
— Так или иначе, если они эвакуируются, — возразил Мартинес, — то вынуждены будут провести какое-то время на корабле. Иначе остается одно — спускаться вниз и ожидать наксидов.
Долговязый лейтенант отхлебнул коктейль и скорчил гримасу, словно откусил лимон.
— Ладно, спасибо, я спрошу. Только они все равно расстроятся.
— Скажи им, что это флагман, там все приличнее.
Абаша молча пожал плечами, потом вдруг оживился.
— Кстати, Гарет, мы тут здорово отжигаем в последние дни. Винные погреба с собой не возьмешь, так что все выставляют самое лучшее. Присоединяйся, если хочешь.
— Увы, — вздохнул Мартинес, — мне сейчас не до того.
— Ах, ну да… — Абаша просиял. — Ты же у нас молодожен. Невесту отхватил — высший класс. Поздравляю!
— Спасибо.
— Знаешь, а я тогда подумал, что следующая у тебя будет леди Сула.
Мартинес фальшиво улыбнулся.
— Правда? Интересно.
— Помнишь, я тогда дежурил на связи? Посмотрел то, что вы друг другу писали, ну… когда ещё была история с Блитшартсом… и подумал, что между вами что-то есть. — Он покачал головой. — А вообще жалко, что ничего не вышло. Очень она тебе подходила, то есть мне так казалось.
— Да нет, — выдавил Мартинес, с трудом ворочая языком, — ничего не вышло.
— Так или иначе, — снова развеселился Абаша, — все ведь кончилось хорошо, правда? — Он завистливо причмокнул. — Леди Терза Чен, ни больше ни меньше! Ты у нас просто счастливчик!
— Да, мне уже говорили, — хмыкнул Мартинес, потянувшись за своим бокалом.
Арт Абаша все не мог успокоиться.
— Ты и Сула… То есть, я хотел сказать, кто бы мог подумать, что вы станете такими знаменитыми? И как только такие вещи случаются на свете!
— Это все война, — сказал Мартинес. — Война.
Холодный сырой ветер гулял по улицам и площадям Верхнего города, наводя на мысль о дожде. Мартинес взял такси и поехал во дворец Шелли — он договорился пообедать вместе с Роландом и Вальпургой. Терза уехала с родителями по делам на кольцо и должна была вернуться поздно вечером.
В тот день должна была состояться эвакуация парламента и правительства. Хотя в новостях ничего не сообщалось, об этом знали все. По главным магистралям потоками шли грузовики, перевозившие на склады мебель и домашнюю утварь. Часть больших дворцов уже была заколочена. Жизнь покидала Заншаа, и никто не знал, что ждет город, особенно когда придут наксиды.
Дворец Шелли пока имел прежний вид, хотя вещи Мартинесов давно упаковали и отправили подъемником на «Энсенаду», пришвартованную на кольце. Семья ждала лишь, когда Гарет отправится к месту новой службы. Чувствуя в душе благодарность, Мартинес тем не менее несколько переживал за Терзу, которой предстояли нелегкие дни ежедневного общения с Роландом, Вальпургой и Пэ-Джи.
Для подготовки «Нарцисса» к путешествию требовалось четыре дня. Таким образом, медовый месяц молодой четы оказывался не дольше недели, за которой следовали месяцы, а может, и годы разлуки. Это ещё если повезет.
Первые дни после свадьбы прошли спокойно. Казалось, ясная уравновешенность супруги передалась и Мартинесу. Они проводили большую часть времени вместе в отеле, заказывали еду в номер и практически ни с кем не общались, если не считать случайных встреч на прогулках.
Разговаривали, писали благодарственные письма гостям, рассматривали свадебные подарки, которых оказалось множество. Мартинес испытал потрясение, увидев две вазы, присланные Сулой, но не подал виду. «Она ненавидит меня», — подумал он. Вазы тут же отправились на склад, где, как он надеялся, им предстояло остаться навсегда. Свежие цветы появлялись каждое утро и, искусно подобранные Терзой, превращали комнаты в многоцветный благоухающий сад. К счастью, о тех вазах она ни разу не вспомнила.
У молодых супругов обнаружились и общие интересы. Им нравились пьесы Коскинена: Мартинесу за колкий юмор, а Терзе за утонченность характеров героев. Устроившись рядышком перед настенным дисплеем, они снова и снова включали «Разлученных любовников», получая настоящее наслаждение.
Мартинесу, безусловно, не хватало того накала, той страсти, которую он испытывал с Сулой, когда они понимали друг друга без слов, думая об одном и том же, будь то план эвакуации или новые тактические схемы. Терза была совсем другой. Всегда спокойная и деловитая, она чутко реагировала на его желания и умело распоряжалась временем, проведенным вместе. Однако в ее спокойствии и уравновешенности ему вечно чудилось что-то искусственное, словно в блестящем спектакле, придуманном и исполненном одним человеком. Что же крылось внутри?
Возможный ответ замаячил, когда Мартинесу довелось наблюдать игру Терзы на арфе. Едва ее пальцы начали перебирать струны, всегдашняя мягкая улыбка внезапно сменилась напряжением, граничившим с яростью и страстью. Дыхание арфистки слилось с музыкой, глаза лихорадочно заблестели, жилка на нежной шее забилась чаше. Терза и божественные звуки, исходившие из-под ее рук, словно стали одним целым.
Мартинес пытался оживить эту музыку во время любовных занятий, зажечь в супружеской постели, окруженной гирляндами цветов, подобную же страсть, и порою ему казалось, что успех близок. Во всяком случае, в музыке их тел и сердец Терза быстро стала находить свой ритм. Тренированные пальцы музыкантши, чувствительные к любым нюансам, научились ласкать его, достигая желаемого звучания, от пиано до фортиссимо. Терза вовсе не была застенчивой, и проявления истинной нежности в перерывах между любовными схватками не могли не тронуть сердце самого требовательного ценителя.
Однако чего-то все-таки не хватало. Мартинес не переставал вспоминать Сулу, их любовные игры, где ощущения были ярче, взаимопонимание полнее, когда в момент кульминации он чувствовал, что владеет ответом на все тайны вселенной.
