— Господи! — прошептала Аглая. — Мамочка моя…
Ей стало по-настоящему страшно. Очень страшно и жутко. Она не понимала, что происходит вокруг, одно лишь теперь осознавала наверняка — это были не люди. К ней приближалось нечто совсем бездушное, необъяснимое, парализующее волю и язык. Наверное, надо было быстро заводить машину и уезжать прочь от надвигающейся опасности, но в тот момент Аглая была не в состоянии шевельнуть даже пальцем.
Неотвратимо и медленно зеленоватые дымчатые огни плыли к Аглае, сидящей в салоне автомобиля. Вместе с ними, словно кипящая лава из вулкана, на девушку стал накатывать дикий неописуемый ужас. Он змеей вполз в освободившуюся от мыслей голову, стал грызть мозг, спускаться по позвоночнику все ниже и ниже. Аглая уже не могла отвести взгляда от идущих на нее сплошной стеной зыбких светящихся теней. В монотонном шуме ветра ушей девушки достигли размеренный шепот, приглушенные крики, неразборчивые вопли. А затем лязг железа, перемежающийся сухим треском, шипение, хлопки, шелест.
Жутчайшая какофония звуков обрушилась на голову Аглаи. Она захотела зажать уши, но не смогла, попробовала отвести взгляд — глаза будто примерзли к глазницам, попыталась крикнуть, но крик застрял в горле.
А тени все приближались. Из марева стали проглядывать фигуры. И стали слышны шаги! Сначала как едва различимый в общем гуле шумов мерный хруст. Затем в этом хрусте стали тонуть остальные звуки, пока наконец громогласный, слаженный топот десятков сапог не заглушил все.
Хрум-хрум! Хрум-хрум!
«Боже мой, Господи Иисусе Христе, помоги и спаси…»
Хрум-хрум!! Хрум-хрум!!
«Мамочка родная, спаси-и-й…»
Хрум-хрум!!! Хрум-хрум!!!
«Ой, мамочка…»
Аглая наконец различила, как из сумеречной тьмы в свет фар вошла колонна людей. Точнее, вовсе не людей. Это мертвые бойцы давно отгремевшей войны двигались строем. Их черепа-лица расплывались на фоне темного неба, истлевшие гимнастерки и шинели обрывками свисали с плеч, сквозь прорехи просвечивали гнилые кости, местами обмотанные бинтами с запекшейся кровью. В руках смутно отсвечивали рассеянным светом знакомые по военным фильмам железки.
И еще глаза. Они все смотрели на нее. Пустыми безучастными взглядами из пустых глазниц. Волны смертельной усталости и безысходности исходили от них. Значит, вот как чувствуют себя после смерти!
Девушка сидела не двигаясь.
Солдаты неровным строем вышагивали мимо автомобиля, совсем не замечая ни машину, ни девушку-водителя.
И вдруг.
«…ррраааа! За Родину! За Стааа… Schonunglos vorgehen! Пленных не брать! Вперед! Vorwarts!!! Батюшки, как больно, как печет, уберите от меня, аааа… Soldaten! Братцы, горим! Вылазь, братцы!.. Ich verwunde! Стреляй его, падлу! Уррраа! Nicht shiessen! Nicht shiessen! Прощайте, товарищи, умираю, но не сдаюсь!.. Темно, дайте свет, дайте свет, я ничего не вижу! Oh, Mein Gott! А-а-а! Помогите, кто-нибудь, на помощь!! Sanitater, zu Hilfe! А-а-а!!!»
В диком смешении криков и стонов колонна медленным шагом миновала автомобиль и растворилась во тьме. Словно и не было ничего.
«А может, и правда ничего не было… Привиделось. Миражи, галлюцинации. Мало ли? — подумала девушка, через минуту выйдя из оцепенения. — Устала, заснула… А приснился кошмар. Да разве такое могло случиться наяву?»
В это очень хотелось верить, чтобы не сойти с ума, и Аглая поверила.
Инстинкты чертовы, теряется драгоценное тепло. И так напялила на себя чехол от кресла. А пальцы уже немеют. Вперед, вперед. Прощайте, милые сапожки, придется стоимость вашу на транспортные расходы списать. И здоровье прощай. Уже зуб на зуб не попадает. Хорошо бы сейчас чаю обжигающего с медом и лимоном. Или даже — самогончику полстакана. И в валенки. И к печке. Уж печка-то у фермера должна быть?!
Дорога петляла, то взлетая на очередной холм, то проваливаясь в ложбину. С одного края тянулась не то широкая посадка, не то лес, с другой — чистое поле. От черных деревьев веяло затаившейся угрозой.
И только она об этом подумала, как впереди замаячил огонек. На вершине холма черным силуэтом на фоне звездного неба и серовато-синего снега обозначилось большое здание. Двух-, а скорее трехэтажная усадьба и еще какая-то вышка — не то водогонка, не то наблюдательная башня. Чуть дальше — крыши небольших строений. И вокруг — высокий забор. Хорошо еще, что в окне усадьбы светилось окно. Причем скорее всего от керосинки или камина — свет был слишком тусклый, да и проводов что-то нигде не было заметно.
«Ну, слава Богу, дошла. А то ног уже почти не чувствую. И рук. — Аглая подула на скрюченные от холода пальцы. — И головы. Вообще чудом еще конечности переставляю. Быстрее, быстрее в тепло!»
Ежесекундно оскальзываясь и спотыкаясь, взбиралась Аглая на этот последний холм к забору. Шла уже напролом, свернув с колеи, лишь бы побыстрее. Дошла.
— Хозяева! — хриплым голосом крикнула девушка. — Майстрюк!
В ответ ни звука, ни лая собак. С трудом вспомнилось имя-отчество.
— Свен Ружинович! Откройте!
Аглая кулачком ударила по забору, но схваченная морозом древесина даже не ответила ей гулом, а просто отшвырнула руку прочь. Ударила еще раз — тщетно. Значит, надо искать калитку!
С трудом переставляя ноги, цепляясь за заледеневший забор, побрела Аглая по периметру. Пару раз ее рука за что-то цеплялась, словно снаружи висели какие-то связки, скрещенные палки и какая-то мишура. Пыталась рассмотреть, но было слишком темно. И холодно. Так что тратить теперь уже драгоценные секунды на осмотр достопримечательностей было излишней роскошью. А забор все шел вкруговую.
Наконец Аглая вышла на освещенную сторону. А когда вновь взглянула на ограду, отшатнулась и чуть было не упала в снег. Весь забор, сделанный из цельных бревен, был увешан распятиями, связками каких-то трав, черепами животных. В свете полной Луны, закрываемой иногда на миг быстро проплывающими облаками, казалось, что черепа шевелятся, пытаясь слезть с крюков, на которые были насажены. Движимые ветром смерзшиеся пучки травы и деревянные распятия гулко бились о бревна.
Вот черт! Это что, древняя молельня? Или здесь секта каких-нибудь шизанутых фанатиков? А может быть, и Майстрюка вообще никакого нет в помине?
Не успела Аглая сделать шага, как скрипнула дверь в доме — наружу выглянул какой-то мужик в душегрейке.
— Кто там? — прокричал он с крыльца. Аглая замахала руками, привлекая внимание.
— Я ищу ферму Майстрюка, — крикнула она что есть сил. — Это вы?
Человек ощупал фонариком изгородь, увидел девушку в странном балахоне и тут же бросился к ней.
— Из города, что ли? От Ващенко? — услышала Аглая как в тумане зычный мужской голос.
Она издала сдавленный звук согласия и, обессиленная, повалилась в снег.
— Принесла тебя нелегкая… Машину-то небось бросила? Куда же в мороз одной по лесу?
