Ритм танца накалялся – австрантийцы чувствовали, что их сердца бьются так часто, что вот-вот разорвутся. И тут, на самом кульминационном моменте, громко ударила музыка, на этот раз грозная и уверенная; австрантийцы, как один, задрожали в экстазе, а Лита упала на колени, сжавшись в углублении жертвенного камня.
Руки монахов влетели ладонями кверху. Во Внутренний Круг вбежали младшие Хранители и упали на колени, касаясь локтями друг друга. Обратясь к их живой стене, Четверка зажгла над головой Литы голубое сияние. В Жертвенные Круги Внутреннего Круга вошли Избранные – красивые молодые австрантийцы – юноши и девушки – обнаженные по пояс, в набедренных повязках из тонкого шелка, с блестящими от бальзама распущенными волосами и розовой умащенной кожей. Все они находились под гипнозом, и все продолжили танец, прерванный Литой. В это время Четверка стала накапливать энергию, и источником ее служил весь Внутренний Круг с танцующими жертвами и сидящими на коленях служителями. Голубое сияние становилось ярче, круг его разрастался в диаметре и толщине. Теряя свои силы, танцовщицы и танцоры двигались все медленнее, их ноги и руки заплетались. Когда пылающий круг стал равен Внешнему Кругу и опустился на головы монахов и жертв, танцоры рухнули, обессиленные, а лица Четверки стали похожи на лица демонов…
И тут в центре Площади, над Литой, возник Герцог. Он оказался в слепяще-белой сутане и в черном, как ночь, плаще, наброшенном сверху и вздымающимся высоко над плечами, создавая игру черного и белого. Герцог пронизывался светом, но не голубым, как круг, заставляющий пылать Площадь и лица монахов, а светло-желтым и настолько ярким, что нельзя было разглядеть лица сумасшедшего гения. Герцог стоял на жертвенном камне широко расставив ноги, над Литой, которой неожиданно вернули сознание, испуганной и сжавшейся в своем углублении. Вокруг Рагоны прошел стон потрясения, и тысячи австрантийцев упали лицами на камни или на днища своих посудин.
В это время и все Избранные очнулись, но были так напуганы, что не могли ни двигаться, ни говорить.
Герцог поднял руку – опять сомкнулась тишина, и взоры монахов обратились к небу. Там, над западным берегом материка, на границе между сушей и морем горели три яркие звезды – планеты-сестры Австранта. Они были видны все три – яркие, разных цветов, одна чуть касаясь другой. До затмения оставалось несколько минут. Это время прошло в молчании. Люди подняли головы и тоже смотрели в небо. Синее сияние колыхалось над Площадью, все более сгущаясь в одних местах и пропадая в других – Четверка продолжала совершать тяжелый ритуал. За какую-то минуту до затмения, монахи заставили Избранных лечь на жертвенные камни. Лита растянулась в углублении волей Герцога и лежала, безумно глядя на него снизу-вверх.
Настал кульминационный момент.
Сергей понял, что должен что-то сделать. Он вдруг подумал, что, если Лита действительно умрет, он не сможет перенести ее в свое настоящее так, чтобы возродить к жизни! Он вдруг понял, что не знает, как «вдохнуть жизнь»!
Планеты сходились в одну звезду. Медленно и тихо Избранных, прижатых невидимой волей к холодным камням, обступили монахи. Сияние приняло законченные образы, которые постепенно теряли свою прозрачность, приобретая вполне материальный вид четырех гигантских мифических драконов, тех самых, что изображались на камне Площади. Чудовища оставались неподвижны, их огромные круглые глаза смотрели прямо в сумасшедшие от ужаса глаза Литы.
Затмение произошло. В тот же миг ударили невидимые барабаны, драконы ожили, тряся головами на длинных шеях. Монахи наклонились над жертвами, завязали им рты прочной черной тканью и быстрыми, отточенными касаниями витых ножей вскрыли вены на руках и ногах. Кровь заструилась по желобкам жертвенных камней, заливая борозды Площади. После этого на обнаженной груди каждого умирающего стали рисовать магические знаки, стремясь успеть написать их как можно больше до того, как жертва потеряет сознание. Остальные монахи ждали, воздев руки к небу и создавая отток энергии от умирающих.
Молодые тела содрогались, пока еще оставались силы сопротивляться, барабаны глушили стоны, драконы трясли головами, вращали глазами, налитыми кровью, а зрители сжимались от ужаса. Когда последний из Избранных умер, все взоры обратились к Лите. Драконы дико завыли, перекрывая бой барабанов…
Сергей спрашивал себя, действительно ли Герцог верит в то, что делает. Мифические существа были на самом деле голографическим изображением, но голограммы не только пугали зрителей, как следовало бы ожидать, но и создавали концентрацию энергии в строго определенных местах Площади. Эта энергия соединялась с той жизненной силой, что истекала от Жертвенных Кругов, и вся она поглощалась равномерными потоками верхними ярусами подземных лабиринтов Рагоны, которых изменение гравитации, связанное с Парадом планет в космосе, сделало более активными. Сергей не сомневался, что система, питающая Вечный Город, могла обойтись и без энергии жертв – ничтожной доли той энергии, которую Город должен был накопить до следующего Парада, случавшегося раз в двести лет. Кроме того, одни только драконы потребляли из того же источника больше, чем могли отдать несчастные. Откуда взялся такой страшный и запутанный ритуал? Знает ли Герцог о строении Рагоны или просто хочет привлечь к своему культу новых верующих? Или же он и сам поклоняется силам, природы которых не понимает? Эти вопросы блуждали где-то на поверхности сознания Сергея, в глубине же его «я» шла ожесточенная борьба между чувством долга и нестерпимой потребностью оборвать отвратительный праздник в его кульминации, уничтожить Герцога, сам культ, разогнать монахов, усыпить зрителей, спасти «жертв», избавить Литу от боли…
Когда взгляды и энергия зрителей и действующих лиц сомкнулись на девушке, розовое от бальзама лицо Литы побелело. Сергей решил, что наконец пришло время напомнить о себе.
– Ты слышишь меня? Лита! Я здесь! – его мысль незаметно проникла в беспокойное в жаре сознание австрантийки. – Держись, я рядом, я помогу…
Лита не могла ответить даже мыслью, потому, что руки Герцога направлялись к ней, и в этих руках блестел длинный витой меч. Глаза Герцога смотрели прямо в глаза девушки.
– Встань! – потребовала мысль Герцога.
Загипнотизированная его взглядом, Лита поджала под себя ноги, а затем встала, переступая с ноги на ногу на носках. Герцог бесстрастно разглядывал ее, держа меч обеими руками.
– Ты принадлежишь Тьме, дочь Цевела! – сказала его мысль. Он опустил меч, и ледяное лезвие дотронулось до шеи девушки, вздрогнувшей и сжавшейся. Герцог оставил меч так, опущенным, но не нажимал на рукоять. Он раздумывал и его сияющее лицо стало мрачным.
– Ты выросла на моих глазах, Лита – я знаю, что питало это хрупкое тело, что грело твою душу, что воспитывало твое сознание. Ты созрела для этого момента… – Герцог сильнее сжал пальцы на длинной рукояти, но не ударил. Лита наклонила голову, ее подбородок коснулся лезвия и тут же отпрянул – она не могла видеть кончика меча, но поняла, что тот у самой ее шеи.
«Какого черта он медлит!» – крикнул про себя Сергей.
Тысячи зрителей смотрели на эту сцену и не смели произнести ни звука.
