— В самом деле? И при этом вы одеваетесь как главный обормот в Руританском военно-морском флоте?
— Это просто чтобы сюда попасть.
— Что вам с успехом и удалось. Эти охранники — просто пустая трата денег. Они ни хрена не делают. По-моему, они бы запросто могли забрести сюда и ненароком меня пристрелить, — Лосада не казался слишком взволнованным. Он кивнул Джону на стул и встал. — Садитесь. Вы должны были появиться здесь пять суток тому назад.
— Я был здесь, сэр. Но не мог вписаться в ваш график.
— Теперь вы в него вписались. На десять минут. Сказал вам кто-нибудь на Тихоантарктике, зачем вы здесь?
— Нет, сэр. Они сказали, что не могут.
— Трусливые ублюдки. «Не хотят» куда больше похоже на правду. Ладно, давайте уберем с дороги плохие новости, — Лосада стоял спиной к Джону, вытаскивая мертвые желтые листья из-под колючего куста. — У вас больше нет исследовательского проекта, Перри. Пять суток тому назад финансирование работы вашего погружаемого аппарата на Тихоантарктике-четырнадцать было прекращено.
Лосада развернулся.
— Не я инициировал эту акцию. Это пришло сверху, с уровня выше министерского. Я говорю вам это не с тем, чтобы вы знали, что не я подкладываю вам свинью, а просто чтобы вы поняли: спорить со мной по этому поводу — пустая трата времени. Но я отвечу на ваши вопросы.
Вопросы. У Джона не было никаких вопросов — только горечь, потрясение и глубокий гнев. Финансирование прекращено. Работа погружаемого аппарата свернута. Программа исследования гидротермальных отдушин, которая была его страстью с тех пор, как он закончил формальную подготовку, пропала, обрезанная взмахом бюрократического пера. Ничего удивительного, что в штабе СГОМ с ним обращались как с полным ничтожеством.
— Ваше время идет. — Низкий голос ворвался в его транс. — У вас есть вопросы?
— Мне казалось, я делаю по-настоящему хорошую работу.
— Это не вопрос. Впрочем, согласно всем рапортам, так оно и было, — Лосада махнул рукой в сторону монитора на столе. — Первоклассная работа, Перри. Прочтите ее оценки, если хотите. Только не в мое время.
— Отменены ли еще какие-то проекты по погружению?
— Нет.
— Тогда почему именно я и мой проект?
Впервые на лице Лосады появился намек на сочувствие.
— Если вам от этого станет легче, данное решение не является следствием претензий лично к вам. Ваш проект стал жертвой грязных махинаций береговых политиков. Еще вопросы?
— Если моя работа прекращена, что будет со мной?
— Именно это я и имел в виду под политикой. Вот почему я сделал так, чтобы вы прилетели сюда. Вы получили плохие новости. Теперь давайте поговорим, и я расскажу вам, как все для вас еще может повернуться в лучшую сторону. Гораздо лучшую, если вы все сделаете верно. У штаба СГОМ есть заявка относительно гидротермальной отдушины на Европе.
— На Европе? — Название вызвало в памяти образ трагически искалеченного северного континента, где теперь охотники за сокровищами в противогазах выискивали среди темного пепла уцелевших тератом.
— На Европе. На самом маленьком из четырех крупных спутников Юпитера.
— Я знаю.
— Не делайте оскорбленный вид. Множество сотрудников Тихоантарктики не отличит этот спутник от собственной задницы, пока вы не опустите его на тысячу метров в океан. Итак, вам известно, что море на Европе имеет гидротермальные отдушины, как на Земле?
— Не как на Земле. С гораздо более низкой температурой.
— Верно. Есть еще различия?
— Европейские дымари не так интересны, потому что они безжизненны. Как и весь океан Европы.
— А вот это неверно. Уже не безжизненны. Или — возможно, уже не безжизненны. Слышали вы когда-нибудь раньше о докторе Хильде Брандт?
— Нет.
— Я тоже. Но она — большая шишка в системе Юпитера. Помимо всего прочего, она директор Европейского научно-исследовательского центра. Шесть недель тому назад она прислала в СГОМ секретный доклад, объявляя, что вокруг европейской гидротермальной отдушины, судя по всему, была обнаружена жизнь. Местная жизнь, — Лосада наклонил свою темную голову. — Вы в это верите?
— Не вижу, почему бы и нет. — Технический вопрос наконец-то вынудил мозг Джона начать работать. — Там должна иметься химическая энергетическая основа, вероятно, сера — как у отдушин на Земле. Это рядом с Юпитером, а значит, там масса электромагнитной и приливной энергии достаточна, чтобы расшевелить недра. Идея о том, что на Европе могла бы быть жизнь, витала в воздухе уже больше столетия. Но что Брандт имеет в виду, говоря «судя по всему, была обнаружена»?
— Они не располагают такими совершенными погружаемыми аппаратами, какие есть у нас на Земле, так что им приходится работать с примитивными ныряльщиками и непрямыми свидетельствами. Слышали вы когда-нибудь о Шелли Солбурн?
— Конечно, — Джона заинтересовало, что последует дальше.
Он хорошо помнил Шелли — даже слишком хорошо. Талантливая, трудолюбивая и амбициозная, она имела несчастье родиться к северу от экватора. В цивилизацию южного полушария Шелли прибыла как круглогодично недовольная студентка, вечно жалующаяся на то, что место рождения лишило ее той жизни, которая ей полагалась по ее таланту. Десять лет продвижения по службе и профессиональных успехов должны были как следует ее обтесать. Но не обтесали. Прошло уже два года со времени вулканического выплеска Шелли Солбурн на Джона, но он до сих пор его не забыл.
А ведь Джон тогда всего-навсего указал Шелли на то, что его жизненный старт был ничем не лучше, чем у нее. А также жизненный старт миллионов других младенцев, выросших без корней, без домов и без родителей непосредственно в послевоенный период. Как в северном полушарии, так и в южном число детей, вынужденных самим пробивать себе дорогу к выживанию и образованию, было неисчислимо.
Самым ранним воспоминаниям Джона случилось быть связанными с южным полушарием, которое не так сильно пострадало в войну (там была уничтожена всего лишь половина населения), но представления о том, где и когда он родился, у него было не больше, чем у Шелли. Если у Джона и оставались живые родственники, он понятия не имел, кто они.
Он попытался поддержать Шелли, говоря ей, что какие бы муки она ни испытывала, есть солидная группа таких же страдальцев, которые всегда обеспечат ей поддержку и сочувствие. Но она восприняла это как нападки.
— О чем ты мне толкуешь? Что я должна вечно жить как рабыня и мириться со всем этим дерьмом? — Шелли обвела рукой убогую меблировку Тихоантарктики-14. — Если ты такой полный мудак, сам все это кушай. А я лучшей жизни заслуживаю. Если ты такой осел, чтобы вести рыбье существование, болтаясь под водой все следующие пятьдесят лет, — на здоровье, можешь этим заниматься. Возьми, если хочешь, и мою долю этого убожества. Всю, целиком!
