– Что делать: у меня, как-никак, есть обязательства и перед моим журналом, и я даже сказал бы, что они предпочтительнее.
– Черта с два журнал заплатит вам столько. Послушайте, я же обещал вам: статья, если она получится убедительной – а у вас непременно получится, – будет перепечатана и в Европе, и у нас, в самых читаемых газетах. Вы получите мировое имя!..
Насчет имени я спорить не стал, хотя у меня было бы, что сказать. Вместо этого я потребовал:
– Давайте запись!
Он кивнул и положил на стол кассету. Ерунда, конечно, но мне почудились на ней следы крови; крови Хилебина. Хотя это, безусловно, была лишь копия.
– О’кей, – сказал я. – Постараюсь сегодня начать.
– Да уж, постарайтесь, – сказал он многозначительно. – Иногда промедлить значит проиграть все. Даже собственную шкуру.
– Спасибо за предупреждение.
– Оно от чистого сердца. Завтра я приду за готовым материалом. И надеюсь, что вас не придется разыскивать по всей Москве. Хотя если даже пришлось бы – мы вас отыскали бы без всякого промедления. Мы не намерены допустить, чтобы этот сумасбродный проект увенчался не то чтобы успехом, но даже одним процентом успеха. Подумайте над этим, коллега!
Коллегами мы и в самом деле были; только он не знал этого.
Глава девятая
1
Пришлось пойти на определенный риск: время не терпело, полученная только что информация была достаточно важной; я даже немного разозлился тому, что эти факты только сейчас дошли до меня – и к тому же таким способом. Ну а если бы американцу не пришло в голову прочесть мне нотацию и пригрозить?
Пока Наташа томилась над стынущим завтраком, ожидая меня, я выудил из сумки кодификатор, подключил его к телефону, что был в номере. Моя обычная связь тут не годилась, в чем я уже успел убедиться: отель был хорошо заэкранирован. Конечно, репортеры, как правило, не пользуются подобной аппаратурой, и то, что я работаю таким образом, не пройдет мимо чьего-то внимания; однако сейчас мне было не до того. Я набрал номер, и мне, как и полагалось, незамедлительно ответили. Я сказал:
– Ффауст. Играю на аккордеоне.
– Понято, – откликнулись там без всякого удивления. И еще через две секунды: – Оркестр готов. Дайте проверку.
– В лесу родилась елочка, – проговорил я первое, что пришло в голову.
– Нормально. Слушаю вас.
– Передайте немедленно: по-прежнему ожидаются все более серьезные помехи в телеобслуживании. Пришла пора принять меры.
– Меры какой категории?
Я не колебался ни мгновения:
– Высшей.
– Высшей… – повторили на том конце линии. – Подключить невидимок?
– Нет необходимости. Дайте команду муридам. Будет достаточно.
– Исполняется.
– Второе: оппонент настроен на расчистку пространства. Быть готовыми, но без моей команды действий не начинать. Дальше: в течение получаса доставьте катушку-три. Мое место вы знаете. Я намерен проехать по маршруту, без катушки это бессмысленно. Буду ждать сообщений о принятых мерах; информирую о развитии событий.
– Катушку-три в течение получаса, – отрепетовали там. – Высылаем немедленно. Будем ждать развития.
– И последнее: включите в сеть известного вам путешественника. Пять минут назад он был тут у меня. Возможно, еще находится поблизости, если нет – просмотрите его орбиты, там есть сводка, найдите ее. Человек трех пришлите сюда – пусть без суеты проверят: он наверняка засеял окрестность. При обнаружении включите их в сеть тоже. Учтите: он непременно страхуется.
– Все поняли. Исполняем.
– Да, чуть не забыл. Моя машина, известная вам, стоит на точке-два. Пусть кто-нибудь пригонит ее сюда. Ключи можно передать вместе с катушкой. Конец.
– Конец.
Хорошо; одно дело сделано. Почти час в моем распоряжении. Может быть, успею хоть что-нибудь съесть. А чтобы минуты не пропадали зря – одновременно прослушаю все, что успело накопиться: кассеты, взятые у Наташи, и то, что принес мне сегодняшний посетитель.
– Наташ! Ты можешь потерпеть еще немного?
– Меня уже нет, – откликнулась она. – Несколько минут назад я в страшных мучениях скончалась от голода. Разве не чувствуешь по голосу?
– Поживи еще лет с полсотни, – попросил я. – И сохрани мою жизнь: без твоих записей я просто не могу больше. Они у тебя в сумочке, если я правильно помню.
– У тебя хорошая память, – откликнулась она без особого восторга. Было слышно, как, отодвинув стул, она встала, сделала несколько шагов – чтобы взять сумочку, наверное. Да, так и есть.
– Ой!
– Что случилось?
– Тут что-то тяже… Ого! Это ты мне подсунул? Что за трюки?
– Это называется пистолет. Стрелковое оружие. Личное. В магазине…
– Я знаю, как это называется. Но зачем?..
– По доброте душевной. У меня есть автомат, а у тебя не было ничего. Так что владей. Тебе приходилось пользоваться такими вещами?
– Ну я все-таки современная женщина.
– Считаю это утвердительным ответом. Дай мне кассету, пожалуйста. И еще – сваргань какой-нибудь бутерброд, можно многоэтажный. Этакий сандвич-небоскреб. Но кассету – сразу.
– На голове и на глазах.
Получив желаемое, я вынул из моей сумки магнитофон, вставил Наташину кассету и включил. И стал слушать живой голос вот уже сутки как мертвого человека.
2
Запись, надиктованная старым дипломатом, оказалась и в самом деле весьма любопытной. Слушая ее, я почти сразу отключился от всего остального, что существовало в окружающем меня сегодняшнем мире.
Начиналась она с полуфразы:
«…После вручения верительных грамот недели две прошли внешне спокойно: я входил в курс дел, выяснял, кто есть кто, и прежде всего – кто является королевским ухом и кто – устами Его Величества. Разумеется, можно было просить о приеме самого короля – однако всякий хоть сколько-нибудь опытный дипломат понимает, что официальный глава государства – тем более, если это монарх, которого не беспокоят предвыборные кампании – никогда не позволит себе опуститься до того, чтобы не только вести серьезный и рискованный разговор с послом, тоже лицом официальным, но и просто выслушивать такие вещи. Монарх может высказывать какие-то нестандартные идеи либо в разговоре с равным себе, либо общаясь с неофициальным, и потому особо доверенным посланцем такого лица. Точно тем же должен руководствоваться и посол: от министра иностранных дел страны, в которой аккредитован, он получает официальные оценки и точки зрения, подлинные же, почти всегда достаточно глубоко укрытые, может узнать лишь, контактируя с лицом неофициальным, чья близость к вершине власти не рекламируется – однако и не держится в строгом секрете, иначе эту близость невозможно было бы использовать. У нас, разумеется, были свои информаторы и в этой стране, хотя для того, чтобы они откровенно поделились со мной своим знанием, пришлось предпринять некий демарш в Москве. Так или иначе, уже в начале Мухаррама я знал не только с кем, но и (что даже важнее) как надо разговаривать.