– А он будет? Процесс?
– Неизбежно. Но, – тут шеф усмехнулся, – не уверен, что население получит какую-то информацию о нем. Все пройдет при закрытых дверях, в этом я более чем уверен. Вот так обстоят дела, квадрат-воин. Вы и ваши люди заработали хороший отдых. Что еще вы хотели бы от меня услышать? О дальнейшей вашей службе будем говорить потом, когда вернетесь. Кстати, как чувствует себя ваш раненый?
Онго встал.
– Я очень благодарен вам за объяснения, шеф. Раненый выздоравливает. Но я хотел бы попросить вас об одной вещи, о небольшом вмешательстве в медицину.
– А что такое? Его плохо лечат, по-вашему?
– Нет, все обстоит прекрасно. Однако…
И Онго в немногих словах изложил свою просьбу.
– Главное, чтобы все было сделано по-настоящему. С учетом возможных и желательных последствий. А это непросто.
– Гм, – сказал Шеф. – А что, для этого нужно вмешательство на моем уровне?
– Так мне сказали, поскольку мое пожелание идет вразрез с нынешней государственной установкой…
– Да, понимаю. Хорошо, думаю, для вас я смогу это сделать. Если только сам раненый…
– Уверяю, он не будет возражать. Потому что…
– Хорошо, детали мне не нужны. Идите, квадрат-воин, я помогу вам. Когда в таком случае возможно полное выздоровление?
– Если не будут тянуть – обещают через пять недель.
– Запомню. И если дела не помешают…
То ли действительно дела помешали, то ли Сидо просто забыл – так или иначе, когда Сури выписывали из госпиталя, Онго оказался единственным встречающим. Правда, провожать Сури вышло почти все отделение, включая и тех больных, кто в состоянии был передвигаться самостоятельно. Они даже не поскупились на цветы, и это вызвало на лице Сури выражение крайнего смущения.
Стесненно улыбаясь, бывший участник разведывательной группы не очень уверенной походкой проследовал мимо провожающих и с облегчением ощутил твердую опору, какой оказалась рука Онго. Онго был в полной форме и с орденом Военного успеха второй степени на груди. Так что приветствия провожающих в полной мере относились и к нему: это ведь был военный госпиталь, и здесь знали цену боевых наград лучше, чем в любом другом учреждении.
– Ну, слава Творцу! – эти слова Сури сопровождались долгим вздохом. – Куда мы сейчас?
Онго отметил, что голос Сури успел уже измениться. Ответил он не сразу; прежде подвел Сури к машине, поднял дверцу, помог сесть и сам уселся за пульт.
– Ко мне, куда же еще? – ответил он наконец. – А вернее, к нам.
– Я долго ждал… ждала этих слов, – сказала Сури.
– Ты не жалеешь?
– Ничуть. Ведь получилось все-таки по-моему: мы вместе. А кто в какой роли – наверное, не самое главное.
– Тебе еще придется привыкать…
– Конечно. Но я к этому готова.
– Все так просто?
– Ну, вопросов, конечно, еще немало. Но…
– Спрашивай.
– Я полноценна?
– Во всех отношениях.
– И смогу родить?
– У тебя есть все для этого.
– Но фигура, анатомия?..
– Изменится, как надо. Если есть в Свире что-то, действительно современное, то это именно инверсионная медицина. Пока ты там лежала, я изрядно подковался по этой тематике. Надо же было чем-то занять время отпуска. Хотя время прошло быстро…
– Что ты теперь? Будешь воевать дальше? Онго, я просто не смогу потерять тебя еще раз.
– Ну, я теперь в разведке, а не в пехоте. В стратегической разведке. Не в окопах.
– Ну да. Это, конечно, курорт!
– Не будем начинать семейную жизнь с сарказмов.
– Тогда скажи, каким будет теперь твое задание.
– Ну, на днях начнется процесс: будут судить тех, кто эту войну задумал и осуществил. Я там стану выступать свидетелем.
– Значит, война закончится?
– Ну, вот еще! То есть она закончится, конечно, но только нашей полной – на этот раз – победой. А до нее еще топать и топать.
– Значит, у тебя снова будут группы, забросы…
– Женщина! – сказал Онго строгим голосом, но с улыбкой. – Не нарушай древнего завета. Ты ведь помнишь, что женщина не имеет отношения ни к чему, связанному с войной. В том числе, полагаю, и к военной информации. Очень разумный завет, мне кажется.
Сури ничего не ответила, но возникшая на ее губах ответная улыбка не обещала Онго беспрекословного подчинения новой женщины.
– Ага, – сказал флаг-воин, – понятно. Ты думаешь: вот овладею всей женской технологией очарования и выпытывания – и куда же ты, простодушный вояка, денешься! Так?
Сури бросила на Онго косой взгляд тех самых глаз, которые он никогда не забывал; взмахнула ресницами, и Онго ощутил, что сердце резко изменило режим работы.
– Ты осторожней, – попросил он. – А то врежусь во что-нибудь и не доживу ни до какого задания.
– Я вот тебе врежусь!..
И за этими словами последовала вереница других слов – весьма крепких, широко употребляемых в солдатской среде, но не вполне уместных в устах женщины.
Сури тут же сама поняла это и покраснела.
– Прости. Как-то само собой получилось. Больше не буду. Не сердись.
– Придется тебе еще потрудиться, чтобы стать настоящей женщиной. Не так это просто, как тебе кажется.
Сури не ответила. Она больше не улыбалась. Лицо ее стало хмурым.
– Что грустишь?
– Боюсь, – ответила Сури откровенно.
– Того, что мы станем делать дома? Боишься близости? Но ведь нам не впервые.
– Да. Боюсь. То – не в счет. Я не очень представляю себя…
– Не бойся, я буду осторожен, – пообещал он, хотя и не знал, как это у него получится. Потому что и его мужской опыт был не больно-то велик, а осторожность в нем и не ночевала.
– Арук побери эту войну, – сказала Сури. – Если бы не она, все было бы нормально. Как тогда.
– А по-моему – так лучше. И ты и я – каждый получил свое.
Сури помолчала. А когда машина остановилась наконец, сказала:
– Если так, то поцелуй меня. По-настоящему. Как женщину.
И Онго не заставил ее ждать.
