– Стой! – скомандовал Онго вполголоса. Пройдя несколько выстрелов, они только что взобрались на гряду песчаных дюн, отделявших полосу, по которой группа пробиралась от узкого песчаного пляжа, куда равномерно накатывались волны океанского прибоя. Дальше была одна только вода, огромная вода, никогда и никем из разведчиков еще не виданная; она вызывала мысль о миллионах маленьких зеркалец, каждое из которых, находясь в непрерывном движении, отражало солнечные лучи – белые, зеленые, голубые. Тут любой бы невольно зажмурился, давая глазам время привыкнуть к такому буйству света и движения. Вот, оказывается, что такое океан в хорошую погоду.
Лишь через минуту-другую они смогли спокойно и методично осмотреться и увидеть все, что открылось их глазам. Налево – дюжины две домиков, разбросанных без особого порядка на пологом склоне дюн, окруженных деревьями и кустарником. Растительность служила, вероятно, для укрепления почвы: песок любит путешествовать, пусть и не быстро, но упорно. Ближе к воде – колья, между двумя из них растянуты сети для просушки, или, быть может, для ремонта; вероятно, и остальные колья служили для того же, однако все прочие сети сейчас были скорее всего заброшены в море. Об этом свидетельствовало то, что на всей этой части побережья виднелось лишь одно рыбачье суденышко – двухмачтовое, с косыми парусами, с вооружением шхуны, сказали бы специалисты; но их среди разведчиков, понятно, не было. Суденышко плавно покачивалось около уходивших от берега мостков. И лишь там, на мостках, и были видны люди – они только что спустились сверху, от домов, принесли с собой что-то, что теперь укладывали в лодку. Наверное, собирались тоже вскорости отчалить.
– Благодать… – громко вздохнул Керо. – Вот где жить бы.
– Ага, – как бы согласился разумный Нито. – Особенно когда шторма.
– Или эта самая атур-га, – поддержал Мори, морщась и потирая бок. – Что это такое, кстати, сечет кто-нибудь?
Онго наморщил лоб, хмурясь. А й в самом деле, ничто не указывало на то, что жители побережья были знакомы с этим – что это было такое: явление природы, наверное? Если бы и здесь случалось подобное, как они уберегали бы свои кораблики от – ну, скажем – выброса на берег? Да и вся эта деревушка, что осталось бы от нее, если бы вдруг волны, потерявшие значительную часть собственного веса и едва ли не поднимаясь на воздух, теснимые массой.всего океана, – если бы они обрушились на хибары, никак не вызывавшие ощущения прочности? Тогда в эту минуту тут царил бы хаос обломков и, чего доброго, тел.
Но все выглядит благополучно. Ладно, над этим можно будет поразмыслить в свободное время. Не сейчас.
Сейчас надо снова быстро принимать решение. Что делать? Затаиться и ждать, пока не вернутся с моря все остальные суденышки, чтобы выбрать самое подходящее для группы? Или же, пользуясь малолюдностью (в домах, конечно, люди были, но, надо полагать, лишь женщины и дети, а основная сила ушла сейчас в море, на промысел), овладеть вот этим самым корабликом – единственным, имевшимся здесь? В конце концов морской путь предстоял короткий, а лодка казалась достаточно просторной, чтобы, кроме собственного экипажа, поднять и всю группу. Надо будет только найти там место, чтобы с удобством уложить все еще не пришедшего в сознание Сури.
– Соки! Как там больной? Да сними с него палатку: жарко, он под нею упреет.
Соки был вместе с Мори в последней, третьей смене носильщиков и сейчас сидел на корточках возле подноски.
– Дышит сейчас лучше, ровнее, – ответил он. – Температура спадает. Если бы ему полежать в покое несколько часов, а лучше – денек, то, думаю, быстро пришел бы в себя. А так – мы ведь трясем его непрерывно, тут и здорового замутит.
– Если бы… – хмуро повторил Онго. – Внимание всем. Сейчас идем, не скрываясь, к берегу – спокойно, оружие за спину, не показывать никакого волнения, никакой агрессивности. Попробуем договориться миром.
– Если миром, – проговорил Мори, – чем платить будем? Без денег мира не бывает, верно?
– Посмотрим. Может, чем-то отдаримся. На худой конец деньги есть, хотя и не очень много. Но на этот случай, думаю, хватит.
Он с благодарностью подумал сейчас о веркоме Сидо, просто-таки заставившем его взять с собой небольшую пачку банкнот. Онго тогда не представлял, в какой ситуации они понадобятся в горах. Ну вот – хотя и не. в горах, а могут пригодиться.
– Онго, – сказал Соки просительно. – Может, пока вы там будете договариваться, Сури полежит здесь? Ему покой нужен.
– А ты согласен около него подежурить?
– Ну, – ответил Соки обиженно, – необязательно я…
– Нет. Может, конечно, ему и полезно было бы, но еще лучше для него – поскорее отплыть. А для нас самих – если мы идем к ним и несем одного на руках, то это производит совсем другое впечатление, чем когда несколько неизвестных мужиков, да еще вооруженных, неизвестно откуда взявшихся…
Онго умолк потому, что Нито рассмеялся:
– Командир, какие же мы мужики, особенно при взгляде со стороны?
И в самом деле, им даже не пришло в голову переодеться после падения, вернее, не переодеться даже, а снять то, что осталось от женских туалетов. Ну, что же, может, так даже лучше? Фигуры-то во многом остались прежними, хотя все прочее, начиная с психики, изменилось круто.
– Верно, Нито. Для нас так выгоднее. Спокойнее нас встретят. А там – посмотрим. Ну, подъем. Первая смена, берите подноску. И – прямо к лодке. Идите по-женски, не так, как солдаты.
– Командир, а как с ними объясняться-то будем? Какой у них язык?
Онго задумчиво почесал затылок.
– Не наш, это точно. Может, похож на улкасу?
– А если нет?
– Ну, что же, будем объясняться на пальцах. Нито хмыкнул:
– Лишь бы не на кулаках… Эй, Керо, не забывай багажником вилять, не то шагаешь, как гвардеец на параде…
Они шли, не торопясь, каждым движением показывая, что изнемогли до крайности. Не кричали, не махали руками, словом, не старались обратить на себя внимание, но и не таились – шли так, словно это само собой подразумевалось, как если бы другой дороги у них и быть не должно.
Сновавшие возле лодки их заметили; сначала один скользнул взглядом и отвернулся, но тут же повернулся снова, вгляделся, окликнул другого – и через минуту уже все, кто был на берегу и на борту – всего их насчиталось пять, перестали работать и смотрели на приближающихся. Выражение их лиц менялось: сперва – ненадолго – недоуменное, потом (наверное, когда разглядели, что приближаются к ним женщины) по лицам пошли усмешки, кто-то присвистнул, другой замахал рукой, подзывая, еще один что-то крикнул – язык и в самом деле оказался непонятным; и наконец – когда группа подошла совсем уже близко и стало возможно рассмотреть детали, – лица рыбаков сделались хмуро-серьезными, в то время как их взгляды опустились с лиц подходивших женщин на их ноги. Заметив это, Онго пробормотал:
