– Хочу только выяснить – почему он не пошел, – пояснил автор.
– Не пошел сегодня – пойдет завтра. Не впервой.
– Слушай, не в службу, а… Поинтересуйся в секретариате: его куда-нибудь вообще намечают? Тебе они скажут, а меня скорее всего пошлют куда подальше. Да и…
Он чуть было не сказал, что боится показываться в редакции. Но Хасмоней уже после вчерашнего должен был и сам сообразить.
– М-м… Могу попробовать.
– Сейчас.
– После обеда.
– Сейчас. Просто перезвони по внутреннему…
Хасмоней не любил делать что-либо сразу. По его любимой сентенции, всякое дело должно созреть, рыбка – завонять, яичко – подтухнуть, и только тогда их можно употреблять в пищу. И на сей раз он недовольно покряхтел:
– Что – пожар? По-моему, это пустышка.
– Нет. Поверь мне – нет.
– Ну ладно. Хотя и… Давай номер – я тебе сразу же позвоню.
– Записывай…
Минич продиктовал номер.
– В пределах получаса, – пообещал Хасмоней.
– Буду у тебя в долгу.
– А ты что – начал отдавать долги? – не смог не съязвить главный письмоводитель редакции. – Значит, конец света действительно близок.
И положил трубку, дав Миничу лишний раз понять, что материал о конце света им прочитан и принят к сведению.
Ладно. Обождать полчаса. Получить подтверждение того, что статья никуда не планируется – ни на этой неделе, ни вообще. Затем созвониться с шестьдесят четвертым, «Шахматным» каналом. Последний раз они вроде бы остались довольны, приглашали еще. И предложить им. Утереть нос Гречину, оказавшемуся перестраховщиком и трусом. Договориться с телевизионщиками о встрече.
Полчаса… За полчаса можно смотаться до стекляшки тут рядом и взять чего-нибудь такого. После такого разочарования просто необходимо принять на грудь. В разумных, конечно, пределах.
Он подсчитал ресурсы. Импортная «смирновка» при таких деньгах не светит. Но на отечественную – достанет.
И снова выбежал на улицу, чувствуя в теле приятную легкость, какая возникала обычно после принятия трудного и верного решения.
13
И старший лейтенант Комар тоже испытывал некоторую приподнятость.
– Есть! – доложил он майору. – Засекли разговор.
– Номер определили?
– Даже не пришлось – он сам продиктовал, как по заказу.
– Адрес?
Комар похлопал себя по карману.
– Молодцом, – похвалил майор Волин. – Ну, поезжай. И людей возьми.
– Поедем втроем, как обычно. Он же не вооружен даже…
– Как знать. Ладно, валяйте.
Оставшись один, майор усмехнулся. Вот и обошлись без всякой милиции. Они вот не смогли, а мы – пожалуйста.
Внизу Комар со своими ребятами уже вскакивали в седла безотказного джипа.
– Нашли эту дамочку, Федор Петрович, – в то же самое время, а может быть, даже чуть раньше докладывал Кудлатому один из его приближенных. – По магазинному объявлению.
– Адрес там был?
– Телефон. Мы созвонились уже. Не уточняя. Сказала – будет ждать, сейчас как раз располагает временем.
– Посылай ребят – пусть привезут, – распорядился былой Кудряш. – Но чтобы по-хорошему, не перепугайте ее, а то твои братки привыкли страх нагонять… Вежливо, ласково – мол, нужны ваши услуги видному человеку, заплачено будет по высшей категории – в случае успеха, конечно. Пусть скажут: у нее, мол, репутация как у академика – ну, в общем, чтобы привезли ее бодрой и веселой.
– Бусделно, – ответил приближенный и поехал на первый этаж, где всегда находилось достаточно ребят для выполнения могущих возникнуть заданий.
Через три минуты они отъехали на двух машинах.
Минич благополучно вернулся с бутылкой, уже свинтил пробку. Достал из буфета две рюмки.
– Я не буду, – отказалась Джина. – А ты, раз уж такая охота пришла, иди на кухню со своей водкой: ко мне сейчас клиент подъедет.
Минич к делам подруги относился уважительно и спорить не стал. Обосновался на кухне. Выпил рюмку – за успех дела, и тут же вторую – чтобы захорошело побыстрее. И пошло: Бог троицу любит. А дом без четырех углов не стоит. А…
В общем, когда Хасмоней, сдержав обещание, позвонил и сообщил, что секретариат не только статью нигде не планирует, но и вообще ничего о ней не знает, Минич только прорычал в трубку:
– А пошли вы все к… Повынах, твоими словами.
Сейчас мысли его были заняты другим: не сбегать ли за второй? Или, может быть, попросить Джину, пока ее клиенты еще не нарисовались?
Но тут как раз позвонили в дверь; этак деликатно, даже робко. Минич услышал, как Джина пошла открывать. Значит, придется бежать самому. Потому что в этой бутылке оставалось уже только на донышке.
Он ждал, пока клиенты – судя по голосам, их было больше одного, – пройдут в комнату, как обычно бывало, и он сможет без помех выскользнуть из квартиры. Но на этот раз посетители почему-то не торопились заняться делом – разговаривали с Джиной тут же, возле выхода, и голоса их становились все резче.
Так получилось, что братки Кудлатого подъехали первыми – им просто ближе оказалось добираться. Спокойно подошли, позвонили, и дверь почти сразу же распахнулась. Вошли. Отворившая оказалась телкой в длинном черном платье, хотя на дворе стоял белый день. Ей сразу же предъявили четвертушку бумаги – объявление, прихваченное в магазине:
– Твое?
Джину такая фамильярность неприятно удивила. Но начинать общение с клиентом с обиды было бы неправильно.
– Да. Проходите в комнату; вам что – всем нужна помощь? Или кому-то одному? О, да вас много…
– Кончай базар, – сказал тот, что заговорил с нею. – Бери все, что полагается, и поехали.
– Что значит – поехали? Я никуда ехать не собираюсь, никто о выезде не говорил…
– Я сказал! Тебе мало? Надо человека вылечить. Так что не тяни резину. Да не трепыхайся, все будет о’кей. Только не забудь свои причиндалы.
Выезжать на дом Джине случалось не раз, только обычно об этом договаривались заранее. Но она успела уже понять, что на сей раз надо соглашаться. Даже не поняла, а подсознанием ощутила. И спросила только:
– Чем человек болен?
Эти переглянулись, и ей ответил уже другой:
– Вот он сам и расскажет. А наше дело – тебя доставить в целости.
И все закончилось бы тихо-мирно, если бы из кухни не выскочил Минич, злой на весь свет и потому агрессивный.
– Чего это вы тут раскомандовались? – глядя исподлобья, поинтересовался он.
