— Это здесь при чем?
— Видя, что их план летит к черту и они уже не успевают перебросить войска через океан и остановить накатывающихся на Европу русских, они стали активизировать так называемую московскую группу Ляхова и Ямщикова. Во время этой активизации русские и стали что-то подозревать. Где-то Ляхов и Ямщиков ошиблись, и русские приняли меры предосторожности. Покушение на Стрельченко провалилось, а мятеж преданные диктатору части подавили быстро.
— Я даже знаю, где они ошиблись, — вдруг зло заметил Хаузер. — Когда «иваны» впихнули Бургессу и Леннону дерьмо про ложный план прямого удара на Берлин. Вопреки данным агентурной, космической и электронной разведки. Именно с подачи Бургесса Миллер сделал те выводы, которые привели к окончательной катастрофе наших войск в Европе.
— Похоже на то. Русские раскусили игру «московской группы» и, стянув верные части, подавили мятеж в зародыше. Ляхов сбежал в Белоруссию, Ямщиков — на Ближний Восток, под крылышко Доу и Фриделя.
— А мы оказались в дерьме по уши, — закончил фразу вице-президент. — Вот, мать вашу, якобинцы хреновы! Надо ведь принимать какое-то решение. Согласованное.
Роберт Пирс чуть помялся и сказал:
— Отдать Ямщикова русским. Но сделать это под нашим контролем.
— Как вы это собираетесь сделать, Пирс? Переговоры о мире еще идут, наши войска в Германии и Исландии пока еще дерутся с русскими.
— Я туда отправлюсь лично, господа.
Хаузер покачал головой:
— Смело, но глупо. А если это ловушка Москвы? Вообще все это одна большая ловушка?
— Не согласен. Русским эта война нужна не больше, чем нам, — сказал Джонсон. — Вспомните, сколько появилось лжи и пролилось крови, прежде чем мы стали стрелять в друг друга.
— Может быть, — сказал вице-президент. — Но соваться в Восточную Европу целому министру внутренней безопасности ради какого-то русского изменника — это уже слишком. Вы носитель государственных секретов такого уровня, что становится страшно.
— Мне, господин вице-президент, становится страшно от другого. Что пятьдесят тысяч наших парней во главе с генерал-лейтенантом Коуном окружены на Эльбе. И живы пока, потому что с русскими перемирие. Еще столько же парней из флота и морской пехоты смотрят на «иванов» через прицел в Исландии. Переговоры, как вы знаете, могут сорваться в любой момент, и тогда нас ждет бойня, господа. Спасти остатки корпуса Коуна из окружения мы можем, только применив ядерное оружие. Русские в долгу не останутся, удар по Диего-Гарсии тому пример. «Иваны» в Исландии дорого продадут свои жизни — тоже факт. Там гвардейские десантные части, их для этого готовят — действовать в отрыве от баз снабжения. Если мы не договоримся с Москвой сейчас и не возьмем тех, кто всю кашу заварил, я не гарантирую, что этот мир будет существовать.
— То есть вы, генерал Джонсон, за поездку Пирса в Словению.
— В Словакию, сэр, — автоматически поправил вице-президента Пирс.
— Однозначно. Я бы и сам полетел, если бы общался напрямую с русским руководством.
Вице-президент обошел обширный кабинет по кругу.
— Хорошо. Летите, Пирс. Но вы должны понимать всю опасность ваших действий. Кого вы оставите за себя?
— Мистера Пистоне, он мой первый заместитель. Но я надеюсь обернуться за двадцать четыре часа. Но мне нужен частный самолет, господа. Учитывая связи заговорщиков, вы должны понять, о каком уровне секретности идет речь.
Все посмотрели на шефа Национальной разведки. Хаузер коротко кивнул своей массивной и обритой, как бильярдной шар, головой.
— Самолет будет. Не из ЦРУ, не из военной разведки или АНБ. Привлечем одну небольшую канадскую компанию. Офис национальной разведки один раз пользовался их услугами. Десять лет назад.
— Вы уверены, Роберт, что глава русской разведывательной службы лично приедет на встречу?
— Да. В разведке нет понятия «доверие», но предыдущие встречи с мистером Блиновым оставили впечатление о нем как о человека слова. И мистер Джонсон абсолютно прав. Мы, как и русские, уже наделали столько ошибок и балансируем на грани всемирного апокалипсиса. Другого выхода, кроме личного контакта, я не вижу.
— Это если русские согласятся, — проворчал Хаузер.
— А что им остается, сэр? У них положение не намного лучше нашего. А в стратегическом плане — гораздо хуже. Мира ни с нами, ни с китайцами они пока не заключили. Любая затяжка времени означает слишком большой риск для Стрельченко.
— Осталось пригласить этого Блинова.
— С этим проблем не будет, сэр. Среди множества пороков главы Службы национальной безопасности глупость и трусость не значатся. Он примет приглашение и приедет.
Вице-президент Беннет наконец прекратил кружить по кабинету, словно муха у коровьего хвоста, и протянул Пирсу руку:
— Действуйте, Роберт, действуйте. Надеюсь, ваша миссия наконец-то увенчается успехом!
«Вот старая язва!» — разозлился Роберт, но ничем не выразил своего раздражения. Он заученно и гордо улыбался, пожимая сухую и узкую ладонь вице-президента США.
Глава 39. Германия. Окрестности Хорнбурга. 29 августа
— Это что у них, Серег? Белый флаг, что ли?
Старший наблюдательного поста сержант Лаврушин недоуменно посмотрел на своего напарника, меланхоличного ефрейтора Тюленева.
Ефрейтор присмотрелся сквозь небольшую пробоину от крупнокалиберной пули в кирпичной стене, с удовольствием сплюнул и бесшумно высморкался.
— Точно. Белой тряпкой машут.
— Точно… — передразнил подчиненного Лаврушин. — Харэ плеваться и сморкаться, достал уже… Прямо как животное, мля…
— Человек человеку — волк, — авторитетно произнес ефрейтор, демонстрируя несокрушимое спокойствие. — Все мы в некотором роде животные.
— Нет, Серега, срут там же, где спят и едят, только такие колхозные философы типа тебя или чурки…
— Ну, тебе видней, насчет чурок-то, Данила. Ты сам чурка наполовину, — так же лениво отозвался Тюлень.
Сержант вздохнул, давя в себе неимоверно сильное желание врезать ефрейтору в челюсть. Лупить собственных подчиненных в девяносто шестом отдельном разведывательном батальоне двадцатой танковой бригады было не принято. Это плохо сказывалось на дисциплине. Да и меланхоличный москвич Тюлень — не тот человек, который позволит себе в морду безнаказанно ударить. Мутный он кекс… Среди контрактников москвичей отродясь не было. Контракт — удел жителей маленьких городов и деревень. Таких, как Даниил Лаврушин, родившийся в советском еще Целинограде. А вот Тюлень… Парень грамотный, образованный, но для жителя мегаполиса слишком молчаливый и спокойный. И опасный. Москвичи и питерцы — народ, по сути, раздолбайски беззаботный, Тюлень — наоборот. Всегда собранный и настороженный.
