– Прорвутся! – хрипел Шура.
– Держимся, мужики, держимся, – бормотал Андрей, передергивая затвор. Все тело ныло, пальцы не слушались. Как в той поэме – «рука бойцов косить устала».
Зарубин от волнения только пыхтел, превращаясь в багровое средоточие ярости. Не депутатское это дело, вестимо… Дрогнула хилая шеренга защитников мезонина, когда очередные полдюжины тварей, перебирая конечностями, устремились к разбитому окну. Большинство нашло свой конец, но одному удалось перевалиться через подоконник! Пришлось прервать огонь, Андрей схватил его шиворот, бил об пол обросшей струпьями башкой, пока в нем окончательно не остыла жизнь. Огонь ослаб. Возбужденные твари лезли, как мухи на мед. Вонь царила несусветная. С воплем «Мать же твою!» Зарубин отбросил пулемет, в котором заклинило затвор, схватил двумя руками простертую к нему длань, вывернул ее – едва не оторвал от плеча! Шура выпустил остатки магазина в дряблую грудь, исписанную наколками, а перезаряжать уже не было времени. Схватил автомат за ствол, начал наносить беспорядочные удары.
– Отходим… – хрипел Андрей. – Отходим, мужики, все в гараж…
Начиналось самое страшное – паническое бегство. Андрей отступал последним – ему еще удалось выпустить несколько пуль, задержав продвижение врага, потом он выбросил автомат, припустил за отступающими товарищами. Люди скатывались с лестницы, бежали по коридору, вопили: «Все в гараж!» Доходило не до каждого. Люди в этом аду сходили с ума, метались, обуянные страхом. Нет ничего хуже паники – слабости, доступной даже храбрым. Вылетели из комнаты Борюсик с Иннокентием, стали рваться в разные стороны. На руках у последнего были боксерские перчатки – совсем свихнулся парень? Вика волокла за шиворот упирающуюся Ксюшу – вот какого, скажите на милость, она упиралась?! Кажется, все отлипли от окон, выскочили в коридор – Витек со своей блондинкой, Лукашин со своей любовью всей жизни – кто-то с оружием, кто-то без. Сообразили, куда бежать, помчались. Да нет, не все! Прозвучал исполненный отчаяния вопль в исполнении Борюсика, он едва не промчался мимо Андрея. Не туда! Он схватил парня за плечо, развернул, потащил за собой. Они вдвоем замыкали бегство. Парень извивался, умолял его выпустить. Уже на лестнице Андрей обернулся – и пот прошиб. Иннокентий замешкался, по дурости остался в тылу! А с лестницы уже катилась обезумевшая толпа. Видимо, парень понял, что не уйти, принял позу боксера, запрыгал на носках. Сюр кромешный. Андрей ничем не мог ему помочь – остался без оружия. Да и далеко бежать… Визжал, вырывался Борюсик, надрывно звал своего дружка. А к Иннокентию уже тянулись жадные конечности. Он ударил – свернул кому-то нос. Ударил еще раз – и противник, запрокинув голову, повалился на колени. Иннокентий засмеялся – а в следующий миг его смяла толпа! Кто-то остался потрошить добычу, другие побежали дальше. Ахнув, Андрей схватил под мышку поднадоевшего Бориса – тот дергался, сучил ногами, – прыжками помчался по лестнице…
Слава богу, что на двери в гараже имелся засов. Дверь замкнули – за секунду до того, как в нее посыпались удары. Борис, обретший свободу, бросился грудью на дверь, едва не разбив свою собственную челюсть. Он ревел, как поросенок, слезы катились градом. Дверь могла простоять минуту, от силы две. В гараже имелось тусклое освещение. Депутат Зарубин уже садился за руль, копался в бардачке, выискивая ключ зажигания.
– Все в машину! – орал он. – Кого ждем? Особого приглашения?!
Спохватившись, он дернул за рычаг, двери разъехались, и возбужденные люди стали карабкаться в салон. Взъерошенный Витек умудрился пошутить: ну, все, мол, спасибо этому дому, едем к другому. Насколько помнилось, именно на подобный случай в салоне имелся запас консервов и несколько новеньких АКСУ в заводской смазке. Неплохо быть дальновидным…
Уже тряслись, поднимаясь, ворота. Самые шустрые черти уже вкатывались по пандусу в гараж, чувствуя, что именно здесь происходят главные события. С грохотом вынеслась из петель дверь, повалила одержимая банда. А автобус уже выезжал во двор по наклонной горке, давил живых и мертвых, а, оказавшись на ровном участке, катил, подпрыгивая, как по стиральной доске, – трупов было столько, словно поработали две приличные армии. «ПАЗ» преодолел перегруженное мертвечиной пространство, проехал мимо застывшего автокрана, а перед разбитыми воротами внезапно встал! Люди гомонили: какого лешего, почему не едем?! Водитель колебался, кусал губы. Потом внезапно вырос из-за руля, сутулый, весь обрюзгший, неживой, но с плотоядным блеском в глазах.
– Разбирайте оружие, граждане, – процедил он. – Открывайте окна, сейчас мы им покажем…
Очередная серия безумия. Проще было подчиниться, чем доказывать, что он неправ. Да и времени не было. Уцелевшие твари уже рвались из гаража, бежали через двор, облепили автобус. «А ведь их осталось не так уж много, – мелькнула интересная мысль. – Вряд ли кто-то будет отсиживаться в доме, все прибегут». Внезапно засмеялся Павел Николаевич: «Ну, хорошо, граждане, давайте дров наломаем!» Упыри колотились в стекла, орали что-то невразумительное. Распахивались форточки, выезжали стволы блестящих от смазки автоматов. Не иссяк еще боевой задор. С рыком «Да пропади оно все!» Шура канистрой, наполненной бензином, вышиб заднее окно, отпрыгнул, чтобы не засыпало осколками, потом метнулся обратно, принялся палить наружу короткими очередями. В краткий миг автобус ощетинился огненными сполохами. Люди подбадривали себя криками, метались от окна к окну. Пальба царила оглушительная. Твари валились охапками, ни один не успевал забраться в автобус. Они метались вдоль бортов, спотыкались. Их становилось все меньше. Два десятка, полтора… Ни в одну больную голову не пришла логичная мысль спасаться бегством. Они даже не понимали, что умирают. Остались несколько копошащихся тел. Их рвали кусочки свинца. Стрельба затихала. Раздавались лишь отдельные отрывистые очереди. Вот кто-то перебежал – завизжал, когда меткая пуля перебила позвоночник. Вот кто-то заворошился под грудой тел. Очередь крест-накрест, и никакого движения.
Над территорией загородного дома воцарилась хрупкая тишина. Никто не бежал к автобусу. Из дома не ковыляли резервы «командования», в распахнутые ворота не лезла толпа. Весь двор был усеян телами. Застыл заглохший автокран. Только раненые стонали, да Борюсик, забравшийся с ногами на сиденье, жалобно всхлипывал. Потери, как ни крути, минимальные – из одиннадцати человек выжили десять.
– Все, что ли? – недоверчиво шмыгнул носом Витек и принялся осматриваться. – Отстрелялись, блин, граждане рейнджеры?
– Вроде того, – ухмыльнулся Шура. – Но лучше не обольщаться раньше времени. Переживаем, как говорят синоптики, «режим осторожной надежды».
– Как говорили, – поправил Андрей.
– Как говорили, – согласился Шура.
– И что теперь? – помедлив, спросила Анна Денисовна. Голос женщины подрагивал – от облегчения и растерянности. – Возвращаемся в дом, и еще тут немного поживем?
– Да вы что, Анна Денисовна! – всплеснула руками Надя. – Как вы можете такое говорить? Тут же теперь такая вонь, такая вонь…
– Устами блондинки, как говорится… – хмыкнул Витек и с удовольствием прижался плечом к своему нечаянному белокурому приобретению. – Нужно уезжать. Разгрести это месиво мы все равно не сможем – тут десять похоронных команд должны работать. Да и кто их знает – вдруг новые подтянутся? Дорожку-то протоптали… Дмитрий Иванович, предложения имеются? Это ведь вы у нас светоч, компас и рулевой?
