— Летчик, тебе особое приглашение? — выскочивший из темноты фельдшер был явно рассержен. — Хватай носилки, чего стоишь.
Виктор послушно впрягся. Рана в руке мгновенно отозвалась сильной болью, но пришлось мчаться по едва освещенным переходам. Сперва он хотел даже возмутиться, что его, с раненой рукой, заставляют таскать тяжести, но тут взгляд его упал на лежащего на носилках бойца. Лицо у того было серого, воскового цвета, он плотно сжал губы, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик боли, но эта боль плескалась в его расширенных глазах. От его взгляда Виктору стало не по себе, и он уставился на спину идущего впереди фельдшера.
После двух рейсов все внезапно кончилось. Фельдшер запрыгнул в головную трехтонку, и машины растворились в темноте, обдав Виктора вонючим выхлопом. Люди, что таскали носилки, рассосались кто куда, и Виктор остался стоять один, посередине деревенской улицы, в полной темноте. Не имея ни малейшего представления, где он находится и куда идти дальше. В здание, оказавшееся госпиталем, его не пустили, а идти по деревне в шесть утра в поисках ночлега не имело смысла. Увидев за зданием скамейку, он уселся на ней и незаметно задремал, благо комбинезон позволял.
— Кто это на мое место улегся? — Настойчивый женский голос стремительно ворвался в его сон. Виктор подскочил со скамейки и чуть не упал, от неудобной позы ноги затекли и не желали повиноваться. Прямо напротив него стояли три молодые симпатичные девушки. Скорее всего, медсестры, из-под накинутых ватников виднелись полы белых халатов. На Виктора они смотрели со смесью любопытства и неприязни.
— Привет, красавицы! — Он снова плюхнулся на край лавки и широким жестом пригласил девушек: — Присаживайтесь.
Те, однако, садиться не спешили. Одна из них, маленькая, рыжая, вся покрытая веснушками, накинулась на Виктора:
— Больной, вы почему покинули расположение? Быстро вернитесь в свою палату. Где вы достали форму?
Видя, что Виктор не реагирует, она буквально зашипела:
— Немедленно сообщите свою фамилию. Я сообщу главврачу о вашем проступке…
До Виктора, спросонья только начало доходить, что эта малявка спутала его с кем-то из больных госпиталя и теперь пытается качать права. Забавно…
Он оценивающим взглядом посмотрел на беснующуюся рыжую, лениво поковырял в ухе и, видя, что она набирает воздух для новой серии нападок, опередил:
— Меня Витя зовут, а тебя?
Одна из девушек хихикнула, рыжая же, покраснев, как рак, стремительно развернулась и скрылась за углом здания.
— Ну так что, красавицы. Не желаете ли присесть на это замечательное творение древних плотников и посидеть в теплой компании летчика-героя?
— Привет… красавчик, — высокая, пышнотелая блондинка с родинкой на щеке снова хихикнула и уселась рядом. — Ты что здесь делаешь?
Минут за пять общения выяснилось, что блондинку зовут Ульяна, но для друзей просто Уля. А вторую, стройную и зеленоглазую, которая так и не проронила ни слова, а только ковыряла носком сапога снег или тщательно рассматривала стену госпиталя, — Вика. Что они подружки, включая убежавшую Аллу. И Алла на самом деле нормальная, только иногда у нее бывает. И село это называется Марьевка, а у них сейчас смена, но они вышли на пять минут подышать свежим воздухом.
Но все хорошее быстро кончается. Подружки засобирались и заспешили в госпиталь. Уля только улыбнулась ему на прощание. Виктор посмотрел ей вслед, мысленно раздел взглядом, представив, как колышутся в такт шагам груди, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой. Как оказалось, до полка уже было недалеко…
На аэродром пустили без проблем. Солдаты охраны узнали его даже в таком виде. Снег скрипел под ногами, легкий мороз отзывался резкой болью в сломанных зубах, но Виктор не обращал внимания. Он почти дома. За три месяца «здешней» жизни маленький фронтовой аэродром стал для него словно родная улица, на которой вырос в детстве. И пусть он был маленький, с неровной взлетной полосой и постоянно сносящим самолет боковым ветром, но возвращаться сюда было приятно. Так же, как через много лет вернуться на родную улицу. Он шел по протоптанной тропинке, рассматривая пустые капониры, копошащихся механиков, полуторку, везущую на аэродром обед, а душа пела от радости.
Из землянки навстречу ему бежали летчики. Их было немного, все, что осталось от полка: Шишкин, Вахтанг, Соломин, Васин. Остальные, наверное, в воздухе и на дежурстве.
— Ты где зубы оставил? — спросил Шишкин, когда эмоции немного улеглись.
— Та где… швои вышибли, когда фронт перешел.
Леха Соломин, смеясь, прошепелявил, подражая Виктору:
— «И выплюнув с зубами воск, Икар сказал, смежая веки: «Я вижу, в этом роде войск порядку не бывать вовеки…»
Радость встречи была недолгой, Виктора срочно вызвали в штаб. В просторной землянке командного пункта был полный аншлаг, полковник Мартынов, комиссар Зайцев, начальник штаба — майор Прутков. В углу, как бедные родственники, примостились оба комэска.
Пришлось долго рассказывать историю похождений. Начальники морщили лбы, коротко переговаривались, один только Шубин улыбался, весело подмигивая: «Мол, не робей, пилот, все будет хорошо».
— Надо бы, наверное, в дивизию тебя отправить, — Мартынов скривился, будто проглотил лимон, — в особый отдел.
— Давайте не будем торопиться, — вмешался Зайцев. — Если товарищам из особого отдела так интересно, чем наш летчик занимался во вражеском тылу, — комиссар интонацией выделил слово «наш», — то пусть сами приезжают и спрашивают.
Командир немного подумал и кивнул.
— Вы отдохните несколько дней, отоспитесь, подлечитесь, — сказал Зайцев Виктору. — Еще необходимо обязательно баню человеку организовать. Шутка ли, такое пережить…
Командир снова кивнул:
— Ну, хорошо, хорошо. Идите! После обеда обязательно к врачу. Пока не поправитесь, летать не разрешаю, — улыбнулся он и повторил: — Идите.
Виктор козырнул, увидев, как Шубин жестами просит подождать его наверху, и четко, словно на параде, вышел из землянки.
Возле КП крутился Шишкин. Увидев Виктора, он обрадованно спросил:
— Ну как? Что сказали?
— Нормально все, — успокоил Виктор друга. — Подлечусь и буду летать… Эй, я не понял, а куда пропал твой треугольник? — На выгоревших петлицах виднеющейся под расстегнутым комбинезоном гимнастерки Игоря отчетливо синело пустое место третьего треугольника. — Тебя когда успели в младшие сержанты разжаловать?
— Да это… — Шишкин покраснел, словно девушка, — я тут… в общем напился. На другой день лететь, а мне хреново, шатает. Ну и командир меня под арест и в младшие разжаловал. Правда, вчера арест отменил, лететь надо было. — Игорь невесело усмехнулся, — ну а на звание — мне без разницы, что сержант, что младший…
Шубин выскочил из землянки резко, как черт из табакерки!
