Не дойдя до станции метров пятидесяти, он вручил ей свой пистолет, извлеченный из подмышечной кобуры, а также ее собственный вещмешок, который всю дорогу тащил сам.
– Жди меня здесь.
– Ты дурак?! Отдаешь мне оружие и надеешься, что я буду покорно дожидаться тебя здесь? В чем подвох, милый хитрожопый антиквар?
Хитрожопый антиквар раздраженно цыкнул и разочарованно замотал головой:
– Сзади призраки, которых ты боишься до икоты. И где-то там по нашему следу идут мстительные сиропчики, чьи намерения менее загадочны, чем у привидений, зато более реалистичны – в самом пугающем смысле слова. Ты до сих пор жива только благодаря мне, неужели это так трудно понять? Еще раз для тупых, в двоичной системе: слушаешься дядю Сашу – живешь; не слушаешься – тут же откидываешь коньки!
– Коньки? – нахмурилась Лю.
И тут же заработала тяжкий вздох и безнадежное «забей».
– Просто жди и ни о чем не думай.
Все те полчаса, что отсутствовал донской антиквар, Летиция, вопреки его указаниям, усиленно размышляла. Все мысли сводились к простой дилемме – бежать-не бежать, но доводы конвоира (и особенно ждущие в туннеле призраки) мешали принять очевидное решение, ведущее к свободе. Неужели он приковал ее к себе страхом? Что ж, страх не только удерживает подобно цепи, но и лишает воли… Опасный человек. Сильный, самоуверенный и очень-очень опасный.
– Ты мне очень дорого обходишься, девочка с дурацким именем, – возвратившийся Кузнецов выглядел мрачнее тучи. – У местной таможни на тебя вот такенный зуб!
Красноречивый жест не оставлял сомнений в размере зуба… скорее даже бивня, причем не самого маленького.
– Мы возвращаемся на Няшу? – до сих пор сомневавшаяся в правильности своего выбора, ругавшая себя за трусость Летиция с пронзительной, ошеломляющей ясностью осознала, что обратно на север она ни за что не вернется. Лучше умрет здесь, чем…
– На каждый жадный зуб найдется свой зубодробительный камень… Но, блин, сегодня камень обошелся мне непомерно дорого… похоже, он из чистого золота. Пойдем, киллерша недоделанная, одними деньгами дело не обошлось, обиженный тобой таможенник требует сатисфакции. Моральной, если не ошибаюсь.
– Что?!
– Ты глупенькая или слышишь плохо? – Кузнецов злился, но, видимо, не столько на Лю, сколько на себя. Он не умел и не любил проигрывать в дипломатических и торговых игрищах. – Придется «возместить моральный вред перорально», «зализать нанесенную душевную рану», так он выразился. Есть вопросы?
– Да пошел ты! Сам ему и отсасывай, урод поганый! – Лю вмиг забыла и о бандитах, и о призраках, ее всю потряхивало от возмущения. Праведный гнев искал точку приложения, указательный палец, между тем, нащупывал спусковой крючок пистолета.
– Если тебя поймают подручные Сиропчика, так легко ты не отделаешься, – негромко ответил Кузнецов. Он никак не отреагировал на девичье буйство, хотя поползновения к оружию не заметить не мог. – Я должен довести малолетнюю идиотку, корчащую из себя вершительницу чужих судеб, до безопасного места, где ее никто из отморозков не достанет, но если эта идиотка мечтает умереть раньше времени, причем весьма незавидной смертью, то…
– Ты ответишь за малолетнюю идиотку, – Лю подняла пистолет и ткнула стволом в грудь спутника.
Он снова сделал вид, что не замечает смертельной опасности, только выговорил тихо, но четко:
– Я проведу нас через пост, а ты сама разберешься со своим обиженным. Сможешь обойтись без зализывания ран – молодец, а нет – утрешься и пойдем дальше. Все ясно?
Летиция сощурилась. Кузнецов давал ей некую свободу действий, узкую, но все же свободу. Правда, он тут же ужал ее еще сильнее:
– Только никаких убийств и отрезанных органов. Иначе с Лесопарка живыми не выйдем. В остальном делай, что хочешь.
– Забирай свою волыну, – после недолгих колебаний девушка приняла условия намечающейся игры.
Глава 9
Пермский пост
Скоро рассвет, нужно искать ночлег. Постапокалиптическое солнышко слишком жестоко к человеку, своими лучами добра выжигает сетчатку на счет раз.
– Сулюк, пора на боковую. Где расквартируемся?
– Зулук, – привычно настаивает он.
– Да хоть Суджук! Где спать-то будем?
– Зверь не сойдет с Фарватера, – маркиз с вызовом смотрит на меня.
– И что это значит?
– Что-что, ставим палатку на нашем насесте и кукуем там целый день!
Челюсть моя, невзирая на поддерживающий ее противогаз, с грохотом ударяется о деревянный настил.
– Сдурел?! Как мы пойдем днем, мы ж беспомощные при свете!
– Есть маски со светофильтрами.
Матерюсь вполголоса, обдумывая ситуацию. Дерьмовую, надо сказать, ситуацию. Ни один сталкер не путешествует без крайней надобности днем. Люди – ночные существа, а день – враждебное для нас время.
Но как я ни морщил лоб, кончилось все установкой палатки на ходу. Проблему с дежурствами решить не удалось, шизофренику столь ответственное дело я доверить не смог, но самому быть все время на посту – занятие невозможное, спать хотелось прямо сейчас. Выдался весьма непростой день, принесший целую кучу впечатлений и эмоций, и утомленный приключениями мозг требовал хотя бы четырехчасового тайм-аута. Отказывать мозгу – занятие неблагодарное, потому, наплевав на всякую осторожность, я внаглую завалился спать.
Вопреки опасениям, никакие сны меня не мучили, а сама вожделенная безмятежность продолжалась вместо запланированных четырех часов вдвое дольше. Зато в мир живых я вернулся отдохнувшим и полным сил. Что день грядущий нам готовит? Что бы ни готовил, мы встретим его во всеоружии!
Наручные часы и ярко подсвеченная снаружи палатка сообщили, что световой день еще в самом разгаре. Конечно, дни нынче короткие, зима все-таки, но зима странная – теплая и совершенно бесснежная. Климатическими аномалиями трудно удивить тех, кто пережил «закат солнца вручную», но февраль тридцать третьего года все же удивлял. Плюс десять—пятнадцать градусов ночью – это чересчур!
Зулук (о, похоже, он меня выдрессировал!) не спал, развлекая себя тупым немигающим взглядом, упертым в полог палатки.
– Зу, все спокойно?
Маркиз ответом не удостоил. Похоже, чертов кататоник наслаждался очередным сеансом связи с астралом.
Спал я в респираторе, противогаз для таких целей подходит слабо, но пришло время для утреннего променада на свежем воздухе – осмотреть местность, да и физиологию успокоить, – и в подобной ситуации «тонированный» противогаз первый помощник героического сталкера.
Натянул – зажмурился – вышел. Открыл левый глаз, он у меня наименее ценный, видит хуже своего собрата. К свету пришлось привыкать довольно долго, хоть он и был смягчен светофильтром. Совсем мы в кротов превратились, темень непроглядная роднее слабенького зимнего солнышка… Обошлось, не ослеп. Когда круги перед единственным открытым глазом перестали хороводить, я, наконец, смог различить кое-какие детали окрестности.
