Глава 19
Firestarter
Пустота. Она не черная, она лишена всех цветов. Пустая, без всего…
Я в пустоте, но я тоже пуст… Я Пустота в квадрате, Ничто, помноженное на Ничто. Это почти больно, но даже боли здесь нет, как нет и самого «здесь».
У пустоты есть границы, за ними что-то есть, что-то происходит, я слышу голос, зовущий кого-то, возможно, даже меня. Но разве пустота может ответить чем-то, кроме молчания?
Молчание в пустоте – жаль, нет красоты, иначе это было бы очень красиво…
Там, откуда я, царит безвременье, идеальное и совершенное. Голос, призывающий меня, угрожает моему безмятежному несуществованию, я хочу спрятаться, чтобы не слышать, но в Пустоте не укрыться, и я обречен.
Голос волнами и вибрациями врывается в мой мир, уничтожает тишину и пустоту. Он беспощаден. Свет. Взрыв. Перед несмертьюя вижу Лицо.
– Солдатик, черт тебя разбери! Солдатик! Очнулся, твою мать, очнулся! – Голос принадлежит Лицу. Бледному, изможденному, больному. Лоб, испещренный пока еще неглубокими морщинами, усталые красные глаза, ввалившиеся щеки, тонкогубый рот и виски́, покрытые первой сединой. Кто ты, уничтоживший мой мир? Почему ты так жесток?
– Солдатик, скажи что-нибудь! Две недели, слышишь, тебя не былопочти две недели! Кивни головой, если понимаешь!
Я киваю – какое странное ощущение, – хоть ничего и не понимаю.
– Живой, хороняка! Живой!
Живой? Забытое чувство, но когда-то я уже был живым, и это пугает страшнее Лица, Голоса и яркого, колышущегося Света.
– Больно глазам? Всего лишь свечка, но сейчас отодвину подальше, ты совсем отвык за две недели…
Свет смещается на периферию зрения и уже почти не причиняет мне мук. Полутьма – нежная и баюкающая. Нужно погрузиться в нее, жить – это очень тяжело, я должен отдохнуть.
* * *
Лицо подолгу разговаривает со мной. Себя оно называет Люком, а меня Солом… Я слышу слова, очень много слов, целые потоки и реки, даже моря, но они текут мимо, превращаются в звуки и рассыпаются буквами… Это красиво, но мне не хватает тишины.
Люк вливает в меня какие-то жидкости, я не хочу, боюсь захлебнуться, но он жесток и каждый раз побеждает. Иногда я забываю сопротивляться, некоторые жидкости начинают мне нравиться… Это капитуляция, но у меня нет сил для борьбы.
– Твой любимый бульон из древней химии… если будешь хорошим мальчиком, заварю горячий чай… не дергайся, это всего лишь лекарства…
Здесь есть Время, Люк утверждает, что оно лечит. Но он глуп, он заразил меня Жизнью, опаснейшей из болезней, лечение опоздало…
* * *
– Сол, хватит валяться! Попробуй встать, я помогу.
Мне все равно. Если мучитель приказывает встать, я встану. Я встаю, едва удерживаясь на слабых, непослушных ногах. Это страшно и больно.
– Солдатик, не филонь! Напрягись, не бойся, я держу. Делай шаг, ну же!
Шаг и второй. Я могу.
– Красавец! Но дальше нельзя, там опасное солнце, нужно защитить глаза.
Люк что-то надевает на мое лицо, и становится темно и хорошо. Он ведет меня – шаг, еще и еще. Яркий свет. Больно.
– Потерпи немного, солнце почти село. Я хочу, чтобы ты посмотрел вокруг.
Кто-то или что-то громко ржет. Но это не страшно, я чувствую в звуке… радость.
– Бронька совсем по тебе истосковалась. Ты помнишь ее? Зверя?
Я хочу научиться говорить, как Лицо… как Люк. Я хочу сказать, чтобы он не обращался к моей памяти, это очень больно. Я плачу. Слезы соленые, они жгут глаза, это тоже больно… Жить – значит, испытывать боль!
– Н-не…
– Что, Солдатик? Что ты сказал, повтори! Родной, давай постарайся!
Я стараюсь. Губы, язык, горло – больно.
Люк – я почти не узнаю его из-за маски – обнимает меня, бьет по спине, что-то шепчет. В шепоте – радость.
Радость – она другая, не причиняет боли. Я тоже радуюсь, что боли нет, я бью Люка по спине, я шепчу: «Боли нет».
* * *
– Сол, неужели ты совсем ничего не помнишь? Мастер Вит, Пояс Щорса? Атя? Бар и гребаный Химик? Наше задание? Наше путешествие? Помнишь Суксун и призрачных гаишников? Разве такое можно забыть?!
– Люк, не мучай меня воспоминаниями, их нет. Я не знаю тебя, я не знаю себя.
Люк не радуется, мой ответ причиняет ему боль. Это моя маленькая месть за вопросы, которыми он мучает меня.
– Пока ты… спал, мы прошли три Узла силы, по моим подсчетам, до Цели осталось еще два, причем один очень близко, чуть ли не завтра.
– Мне это ни о чем не говорит, – я еще не умею лгать, но должен научиться, чтобы чувствовать боль как можно реже. Ложь – она смягчает страдания, я знаю.
– Завтра мы остановимся на ночлег… Узлы силы – это странные места, очень необычные. Бывают добрыми, а бывают крайне опасными. Один из таких Узлов чуть не убил нас, там ты лишился памяти… Не перебивай! Я хочу дать тебе автомат, твои руки сами вспомнят, как с ним обращаться. Ты будешь прикрывать меня, на всякий случай. Ничего не говори, ни во что не вмешивайся, стреляй строго по команде, понял? Надеюсь, все обойдется, но чертовы предчувствия не дают покоя…
* * *
Мне нравится автомат. В нем скрытая сила, которая умеет забирать жизнь. Я чувствую мощь, которой он награждает меня. Хищная смерть, что затаилась внутри, возбуждает… Выпустить бы ее на волю, дать ей порезвиться!
Я знаю, что желания и мысли мои запретны, но мне совсем не стыдно, инстинкты подсказывают, что следовать нужно им… Я не люблю подчиняться, но ведь инстинкты никогда не обманывают, в этом мы с ними похожи. Мы те, кто знает истину, кто забыл все, что мешало ее увидеть! Завтра автомат заговорит. Я знаю.
Мы идем по снежной равнине. Идет зверь, которого я когда-то назвал Броней, только я этого не помню, мне рассказал Люк. Броня – огромный мутант, похожий на доисторического ящера, на динозавра. Наша палатка и помост легко умещаются у нее на спине, а ее хвост достигает десяти метров. Каждая лапа, как столб, в пасти легко поместится грузовик… Броня уродлива, но она привязана ко мне, она любит меня той странной любовью, которой мутант может любить человека! И я люблю в ответ на ее любовь. Мы уродливы, я – человек со стертыми воспоминаниями, не узнающий себя в зеркале, она – порождение больной радиацией природы. Мы прекрасная пара.
– Сол, от тебя прежнего не осталось ничего, – Люк помогает мне бриться, держит зеркало, отражающее бледное худое лицо, которое я не могу назвать своим. – Иногда мне кажется, что Химик уничтожил не только память… еще и саму личность.
Наверное, это очень обидно, быть человеком с уничтоженной личностью, но я еще не умею обижаться.
