— К делу.
Цифра, коряво выписанная на бумажке, стала для Малофеева дозой допинга, пожалуй даже чрезмерной. Сердце работало на полных оборотах, кровь прилила к лицу, глаза выпирали из орбит. Сделка на миллиард долларов.
Это сколько же комиссионных можно отхватить.
Сысолятин невнятно зачастил, пересыпая речь неудобоваримыми терминами. Бородач почти сразу остановил его.
— Погоди, брат. Человек еще не в курсе дела.
Тонкое лицо с изогнутыми, черными как смоль бровями оставалось бесстрастным. Отполированные до блеска прикосновениями пальцев янтарные виноградины четок щелкали одна об другую. Малофеев поразился — Мирзабек обычно нервничал из-за неизмеримо более скромных операций, но тут астрономическая сумма, похоже, превысила возможности его воображения, и кипение горячей кавказской крови обратилось в ледяной холод.
— Помнишь, что такое Байконур? — спросил он у депутата.
— Космодром. Теперь арендуем у Казахстана.
— Там много разных железок. Есть желающие выложить за них круглую сумму.
— Американцы?
— У американцев сейчас на свои программы денег не хватает, — вмешался Сысолятин. — Тем более, что их космические приоритеты пока в другой стороне.
— Пакистан, — уточнил Мирзабек. — Они уже сделали свою атомную бомбу.
— Теперь их интересуют средства доставки и космические технологии, — бывший ведущий инженер снял очки, чтобы протереть стекла носовым платком в клетку.
«Сколько тебе обещали кинуть, профессор? — подумал Малофеев, — тысчонку-другую?»
На глаза попалась мощная фигура Терминатора, вышагивающего взад-вперед в десятке шагов от автомобиля. Депутат вспомнил о недавней встряске на сто пятом километре. Ему особенно остро захотелось, чтобы все утряслось, взбаламученное море вошло обратно в берега.
«Надо связаться с Меченым. Если будут выставлять условия, пусть соглашается. Только бы замять инцидент твердо и бесповоротно.»
— Давай-ка, введи меня в курс дела.
— С удовольствием. У вас техническое образование или гуманитарное?
— Десять классов и торговый техникум. По возможности популярнее.
— Попробую. Полеты ракет дорогое удовольствие — это поняли почти сразу. Техника сгорает дочиста. Поэтому еще в начале семидесятых начали раскручивать проект «Спираль» — разрабатывать многоразовую космическую систему. Мощный транспортный самолет-разгонщик выводит орбитальный пилотируемый самолет на высоту около тридцати километров при шестикратной скорости звука. Там «вагон» отцепляется от «паровоза», выполняет свою миссию в космосе и самостоятельно приземляется на обычный военный аэродром с помощью турбореактивного тормоза. Лет двадцать назад, когда я пришел работать в НПО дело дошло до испытаний. Шесть раз успешно отработали на дозвуковой скорости.
— Это что-то вроде американских.., как они там называются? «Шаттлы»?
— «Челноки». Как раз наоборот. «Челноки» выводит на орбиту ракета. Это два конкурирующих направления. В свое время американцы построили ракетный самолет «Х-15», который стартовал из-под брюха тяжелого реактивного бомбардировщика. После двух десятков полетов он вдруг потерпел аварию, летчик погиб.
В НАСА свернули это направление ради «челноков».
Наши решили, что американцы все хорошо просчитали и аккуратно сделали то же самое. Разработали «Энергию» с «Бураном». Потом выяснилось, что один полет «челнока» обходится от пятисот до восьмисот миллионов долларов.
Мягко прожурчал сотовый телефон. Малофеев выхватил трубку из кармана пиджака и сразу почувствовал, как пересохло во рту.
— Вышел на работу? — осведомился сипловатый простуженный голос.
— Вовремя вышел. Какие у тебя новости? Левашовские голос подавали? Если что, договаривайся по-любому. Все равно выиграем больше, чем отдадим.
— С левашовскими я все улажу. Они сегодня будут заседать — клочья полетят во все стороны. Посмотрим, кто сядет на свободное место… Тут другая проблема свалилась. Где сейчас Иваныч?
— В приемной, на четвертом этаже. Я спустился вниз поговорить, — отчитался Малофеев.
— Пошли его куда-нибудь с заданием. Только дай мне знать куда.
— В чем дело?
— Это чужой, чудо-юдо. Даже мне залепил глаза.
Вот кто опасен, так опасен.
— Опять ты удружил. Опять ты!
— Ладно, остальное потом. Отсылай его, не тяни. Похоронит, сука.
Малофеев приготовился задать еще вопрос, но Меченый уже дал отбой.
— К консультации мы еще вернемся, — прошевелил губами депутат, выскакивая из машины.
— Перезвоню ближе к вечеру, — сказал ему вдогонку бородач.
Спрятав четки в карман, он запустил движок.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НОЧНАЯ ТРАПЕЗА
После разговора со следователем человек с родимым пятном на шее понял, что чутье его стало давать сбои.
Сидя в потемках, он воображал, что контролирует ситуацию. Теперь, когда она осветилась ярким, словно от прожектора лучом, все сразу стало на свое законное место.
Невероятно, но факт: этот человек был у Риты в ночь убийства. Похоже его угораздило заснуть в другой комнате: кому суждено спастись тот спасется. Она сама могла обмолвиться насчет офиса. Здесь бывший «афганец» рассчитывал найти убийцу — других координат по Москве просто не было в его распоряжении.
И он, тертый калач, сам принял этого человека на работу. Неужели пора на покой? Или это единичный сбой, временное помутнение зрения?
Лучшим выходом было бы пристрелить этого героя, как бешеного пса. Он мог утаить от следователя свое знакомство с человеком, послужившим прототипом для фоторобота. Но утаив, не получил бы полной картины событий — пришлось бы восстанавливать ее самому, по кусочкам.
Теперь, конечно, Иваныча не шлепнешь — как ни разыгрывай спектакль для Вельяминова, все будет шито белыми нитками. Придется подарить его ментам. Буквально на пару дней. Потом подключится ФСБ — ввиду открывшихся обстоятельств. Два-три допроса и «афганцу» втолкуют — о чем говорить, о чем молчать, как рыба. Если не поймет он, объяснят старшему следователю: когда слушать, когда уши затыкать.
В любом случае нужно было спешить — это Меченый знал наверняка. Такие одиночки хуже всего. Вознамерившись мстить, они мстят до упора, пока не напичкаешь их свинцом до отвала или не упрячешь в одиночку, предварительно подлечив мозги электроразрядом.
По стечению обстоятельств Борису Рублеву тоже надо было спешить. Прошедшей ночью, около трех часов, когда Малофеев, наконец, заснул после пережитых треволнений, к воротам дачи подкатила «хонда» с обтекаемым, в гоночном стиле, силуэтом.
Остервенело, захлебываясь злобой, залаяла овчарка.
