В следующий миг он убедился, что имеет дело со вполне реальным человеком. Комбат нанес один из тех ударов, которые не опрокидывают противника назад, а заставляют его сложиться, скорчиться. Удар ногой под правое ребро, в область печени.
Потом, подскочив вплотную, удержал охранника за рубашку на груди, рубанул ребром ладони по основанию шеи. И только тогда осторожно опустил на пол тяжелую кучу костей перевитых мышцами.
Перевел дух, присмотрелся к двери. Замочки в каютах хлипкие — рассчитаны на мирных отдыхающих. Достав пистолет, Комбат дважды выстрелил в замок. После второго выстрела дверь приоткрылась сама. Распахнув ее кулаком, он ворвался в каюту.
Ноги Меченого торчали из иллюминатора Еще секунда и самый привилегированный из пассажиров «Грибоедова» успел бы свалиться в воду. Не судьба — крепкие руки втащили хозяина «фирмы» обратно. Он почти не пытался сопротивляться, силы были слишком неравными.
Увидев Комбата, бывший шеф не проявил особого удивления. Воскрешение из мертвых ничуть не поразило его, в отличие от охранника он явно не исключал такой возможности.
Комбат попросил появившегося Виктора втащить «качка».
— Интересных ты себе подобрал компаньонов, — по осторожным движениям человека в темных очках Меченый сразу определил, что тот совершенно слеп.
В дверь пролез Удовиченко с камерой наперевес.
— Запечатлеть на память? — криво усмехнулся Меченый.
Глядя в непроницаемое, будто высеченное из камня лицо Рублева, он пытался прочесть свою участь. Комбат обернулся к репортеру:
— Выруби пока камеру и подожди в коридоре.
— Не хочу я там маячить один. Мы так не договаривались.
— Здесь ты можешь услышать кое-что лишнее, — объяснил Комбат. — А это гораздо опаснее, чем поторчать с той стороны двери.
— Секунду, сейчас мы все выясним… Пожалуйста, я могу закрыться в ванной. И еще душ открою, чтобы ты не сомневался.
— Ладно, иди.
Виктора Комбат посадил на пороге — вслушиваться в тишину коридора.
Настала пора задавать вопросы.
— Это ты отдал приказ насчет Риты? Учти, перед тем как взлететь на воздух, депутат меня здорово просветил. ;
— Не знаю, что он там сказал, когда тряслись поджилки. Насчет убийцы поинтересуйся у следственной бригады. Они собрали достаточно материала.
— Пока я хочу уточнить заказчика. Если ты думаешь, что я намерен вести светские беседы, угощать тебя сигаретами, то ошибаешься. С бандитами я долго не разговариваю.
Тридцати секунд в полной воды раковине хватило Меченому с лихвой — он уже перестал пускать пузыри. Когда Комбат выдернул его голову обратно, вода из рта и ушей хлынула на дорогой пиджак. Вытаращив глаза, шеф судорожно хватанул воздух и поперхнулся от жадности.
— Еще попробуем?
Меченый замахал рукой. Комбат оттащил его на прежнее место, толкнул в кресло.
— У меня.., к ней вопросов не было, — человек с родимым пятном хватался за шею, словно его только что вынули из затянувшейся петли. — Я ценил ее работу.
Наверху над головой слабо простучали чьи-то шаги и затихли. В любой момент в каюту мог сунуться кто-то из «сотрудников», и Меченый получал пусть маленький, но шанс.
— Мне не оставили другого выхода;
— Кто?
— Человек из ФСБ. Я о нем ничего не знаю, все дела с ним вела Рита.
— Кто-то из бывших сослуживцев отца?
— Не знаю. Он потребовал, чтобы я убрал ее, если не хочу неприятностей со службой безопасности. Рита попыталась его шантажировать, а эти люди такого не прощают.
Рублев вспомнил «показания» Малофеева — депутату Меченый поведал то же самое. Впрочем, шеф мог и в тот раз обмануть.
— Хочешь сказать, что вы обсуждали все это по телефону?
— Нет. Но я не видел его лица.
— Допустим. А потом? Кто-то ведь должен был взять на себя ее обязанности.
— Пока все повисло в воздухе. Он не оставил никаких координат, пообещал, что связь будет теперь поддерживать его человек. Уже вот-вот.., должен появиться.
«Надеется спасти свою шкуру, — подумал Комбат. — Чтобы я оставил его в качестве наживки.»
— Кого ты послал к Рите?
— Ты его знаешь. Узкоглазый, который проверял твои таланты… У меня не было другого выхода. В случае чего «фээсбэшники» ее достали бы и без моей помощи.
Рублев представил себе Экзаменатора, входящего на цыпочках в спальню, Риту спящую на постели, согретой теплом двух тел.
— Где он сейчас?
— Остался на хозяйстве. Я не мог оголить все тылы.
— Там, в офисе?
— Послушай, я тебе рассказал все как есть, — Меченый встревожился, заметив желваки на скулах Рублева.
— Кто-то на подходе, — поднял палец Виктор.
Тут на человека с родимым пятном взглянул третий зрачок, с расстояния гораздо более близкого, чем два небесно-голубых глаза Комбата. Это был взгляд с того света. Меченый успел понять, что сейчас его душу затянет в это маленькое отверстие — вход в гулкий черный тоннель. Он взвыл по-волчьи, вскочил на ноги, но удар свинца отбросил его обратно в кресло.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
КОНЕЦ БАЙКОНУРА
Здесь, в степи осень была совсем другой, непохожей на столичную. Бескрайнее небо — распахнутое окно в вечность. Серое, с желтоватыми перистыми облаками оно было каким-то особенным. Даже несведущий человек обязательно почувствовал бы: именно на Байконуре проходит одна из считанного числа пуповин, связывающих Землю с космосом.
Пахло горькими травами, стрекотали кузнечики.
Растения и животные постепенно возвращались сюда, потому что огненные извержения, сотрясающие почву, случались все реже и реже.
Последнюю неделю на стартовой площадке царило необычное оживление — именно отсюда начинался частичный демонтаж оборудования. На многоярусной платформе копошились маленькие по сравнению с колоссальными конструкциями люди, казавшиеся еще одной разновидностью насекомых.
Несколько кранов растаскивали большие и малые куски недавнего целого по идеально ровному бетонному полю. Часть оборудования грузилась на платформы для транспортировки в Россию, то, что годилось для запуска небольших метеоспутников, оставалось Казахстану.
На одном из запасных путей стоял состав с мощным тепловозом, двумя вагонами по типу пассажирских и всего-навсего десятью платформами необычной конструкции. Эти платформы представляли собой последнее техническое достижение в области грузоперевозок. Достаточно было включить гидропривод, как листы гофрированной стали, двигаясь по специальным направляющим рамам, полностью закрывали содержимое, отсекали его от осадков и знойного солнца, от любопытных взглядов и длинных рук.