– Мы что, испортили его?
– Похоже на то. Только непонятно… я ведь ещё и внутрь даже не залез.
Он извлек последний винт и осторожно снял нижнюю панель.
Прямо под панелью находилась смонтированная плата – точно такая же, какие они собирали весь день. Те же самые детали, плюс путаница соединительных проводов, плюс…
– А это что за штуковины? – Дауло указал на ряд слегка почерневших деталек. – Мы такие не монтировали на платах.
– Да, не монтировали, – задумчиво согласился Аким. Он наклонился к аппарату и снова понюхал его. – Чем бы они ни были, запах, несомненно, исходит от них.
От дурного предчувствия у Дауло напряглись нервы.
– Ты хочешь сказать… мы попытались разобрать телефон, и эти штучки самовозгорелись?
Аким поднял аппарат и начал поворачивать его, разглядывая под разным углом.
– Смотри-ка, – сказал он, приподнимая пальцем пучок проводов. – Вот здесь. Видишь, что это?
– Конденсатор? – догадался Дауло.
– ТочНо. А здесь… – он указал на крошечную деталь под конденсатором, – то, что высвобождает накопленный им электрический заряд и направляет его вот на этот участок схемы.
Желудок Дауло, казалось, начал сворачиваться в узел.
– Как раз… над отверстиями, в которые вставляются винты.
– Угу, – кивнул Аким. – Все ясно. Винты эти вовсе не крепежные, – он взглянул на Дауло и шепотом добавил. – Механизм самоуничтожения.
Дауло облизнул внезапно пересохшие губы.
– И никак нельзя определить, для чего предназначены эти сгоревшие компоненты?
– Не теперь. Во всяком случае, не с такими инструментами, какие имеются в нашем распоряжении, – Аким положил аппарат на стол и взял один из винтиков. – Я должен выяснить, где осуществляется последняя стадия сборки и проникнуть туда, – по лицу его промелькнула тень. – Знаешь… телефоны мангусовского производства считаются лучшими на Квазаме, по крайней мере, в последние два-три года. Они пользуются большой популярностью среди высших городских чиновников.
– И среди Шани?
– И среди, Шани, – кивнул Аким. – У меня в кабинете такой же… – он сделал глубокий вдох. – Не знаю, на что мы напоролись, Дауло Сэммон, но я должен разобраться в этом, и как можно скорее.
– Один? Может, свяжешься со своими людьми и вызовешь подмогу?
Аким саркастически хмыкнул.
– И что я скажу тому же Моффрену Омнати, к примеру? Испортился, мол, телефончик, помогите отремонтировать? Нет, прежде я намерен удостовериться, что это действительно представляет опасность для Квазамы.
– А что, если семейка Нардинов разнюхает, что нам известно об их махинациях? Тогда и тебе не сдобровать.
Дауло вспомнил громил, пытавшихся разделаться с ним и Джин.
Аким поставил нижнюю панель телефона на место и встал из-за стола.
– Я – представитель Шани, – сказал он веско. – Они не посмеют причинить мне вреда.
Дауло не нашелся что ответить и спросил:
– Хочешь попробовать отыскать этот секретный сборочный цех сегодня вечером?
Аким промолчал, глядя в окно.
– Не знаю… наверное, – он обернулся к Дауло. – Полагаю, и ты желаешь пойти со мной.
– Не прочь бы. Но если ты мне не доверяешь… Аким поджал губы.
– Если быть откровенным до конца, нет, не доверяю. Не думаю, что ты невинный свидетель, коим пытаешься казаться, и пока я не выясню, что за игру ты ведешь, я не возьму тебя в компаньоны.
Дауло поморщился.
– Насколько я понимаю, на данном этапе мои заверения в том, что я не враг тебе, будут тщетными? Мне тебя не убедить?
– Нет, не убедить.
– Ну что же, тогда мне остается только одно: напомнить тебе, что ты должен вести за мной постоянное наблюдение. Значит, ты не можешь оставить меня одного ни на минуту.
Аким скривился.
– Что верно, то верно, – он вздохнул. – Ничего не поделаешь… Ладно, пошли.
ГЛАВА 37.
К некоторому своему удивлению, Джин очнулась и обнаружила, что все ещё жива.
Несколько секунд она лежала с закрытыми глазами, вслушиваясь в окружающую тишину, нарушаемую лишь отдаленным гудением какого-то механизма – видимо, вентилятора. Звуков чьего-либо дыхания, кроме своего собственного, Джин не услышала.
Значит, они не только оставили меня в живых, но и оставили одну.
Открыв глаза, Джин увидела, что находится в небольшой – метра три на четыре – комнате, «меблированной» одним только тонким матрасом, на котором она лежала, да подушкой-стул ом в одном из углов. В потолке Джин разглядела вентиляционное отверстие, слишком маленькое для того, чтобы сквозь него могло пролезть существо размером больше кошки; в одной из стен тускло поблескивала металлическая дверь.
Джин осторожно поднялась на ноги. Не ощущалось ни головокружения, ни сильной боли, только немного саднил затылок. «Наверно, ударилась об пол, когда падала, – решила Джин. – Ни черта не помню. К тому же, я не знаю, как долго пробыла в отключке». Подойдя к двери, Джин прижалась к ней ухом и задействовала аудиоусилители.
Снаружи послышался слабый звук трущейся о кожу ткани; потом кто-то тихонько кашлянул.
«По крайней мере, они посчитали меня достаточно опасной, раз решили запереть», – подумала она, отчасти успокаивая чувство оскорбленного достоинства. Даже осознавая, что «женская слабость» стала фактически её преимуществом, Джин терзалась мыслью о том, что противники так легко и небрежно разделались с нею.
И тут она вспомнила. Вспомнила тот последний, подслушанный ею разговор. Оболо Нардин знал о крушении шаттла… знал, что она инопланетянка и что она проживала некоторое время в семье Сэммо-нов. Неужели Шани сделали эту информацию достоянием гласности? Или Мангус на самом деле является правительственным предприятием? Оба варианта мало утешительны.
И все же… если только наркотик, которым они усыпили её, не слишком сильно воздействовал на память… они ведь были явно обеспокоены тем, что в Мангус мог проникнуть агент Шани.
А это указывает на то, что у семьи Нардинов есть какие-то секреты от Шани. Но как они узнали о том, что, предположительно, должно быть известно только Шани?
Может, Мангус – это нечто вроде яблока раздора во внутренней борьбе за власть среди самих Шани? А что, если одна из этих противоборствующих сторон тщательно скрывает от другой – или других? какой-то способ нанесения ответного удара по Мирам Кобр?
Миры Кобр. Кобра. Мангус. Мангуст.
Боже правый.
На какое-то мгновение Джин замерла; ей показалось, что волосы у неё на голове зашевелились от охватившего её ужаса. Боже правый. Идиотка, и как она раньше не обратила внимания на столь очевидную вещь? Мангуст.
