Клещ присобачил тросики к двум скобкам на плите и принялся сооружать какой-то механизм, то и дело бормоча себе под нос: «плечо рычага»… «барабан»… «передаточное»… «ага, усилим…»
Соорудил. С каждой стороны барабана, на который наматывался тросик, торчало по большой металлической ручке.
— Видал? — спросил Клещ горделиво. — Теперь только налегай, сама пойдет.
Мы налегли всем весом на ручки. И — точно! — пошло легко. Весь агрегат начало медленно, но верно подтаскивать к плите. Плита, разумеется, с места не сдвинулась.
— Ёшкин кот, закрепить же как-то надо было, — растерянно пробормотал Клещ.
Взгляд его метался по стенам, полу и потолку, отыскивая какие-нибудь драгоценные выступы, скобы или хрен его знает что — чтобы зацепить механизм с барабаном. Если бы я подошел к Клещу сейчас и огрел монтировкой по кумполу, он бы отбросил копыта, не заметив этой мелкой подляны. И последняя мысль у инженера Клеща, наверное, была бы: «Дайте мне точку опоры!»
Но я не стал вредить ему. Не знаю, как оно случилось, но во мне не осталось ненависти к этому юродивому.
— Инженер, говоришь…
— Инженер, — вздохнул Клещ. — Давай уже… это самое. Еще раз.
Он плюнул в сердцах, положил под барабан деревянный брусок и взялся за ручку. Я пристроился к той же ручке.
Уйоуахтыгробинама-а-а-а-ать.
Еще раз.
Айахтыт-твою-ё-о-о-о-о…
Еще раз.
Даетит-т-т-то-с-с-с-с-у-ка-н-н-н-н-на!
Еще раз.
Еще раз.
Падла железная…
Ну что, ребята, нет такой падлы, какую русский мужик не осилит. Мы сдвинули плиту, хотя в процессе едва не родили.
Не сняли, еще раз тупым разжевываю, а именно сдвинули. И через открывшуюся дыру, пожалуй, можно было брюхо протащить! Клещовское брюхо вряд ли, а вот мое худосочное — точно можно.
У Клеща глаза засверкали, пушку свою он схватил и на меня наставил.
— А теперь лезь туда, парень. И без выкрутасов там. Некоторым башню срывает от одного вида ценной веши. Вот я тебя и предупреждаю: я реально помню, сколько там чего, и я реально тебя пристрелю, если забалуешь. Пошёл!
Протискиваюсь в отверстие.
— Высоко там?
— Нет, — отвечает мне Клещ. — Там вообще безопасно. Просто темно.
Ну, безопасно не безопасно, а коленом я крепко звезданулся.
Клещ подсветил мне фонариком.
Меня обступали со всех сторон тесные недра того царства, где монархом был механик-водитель. Не дай бог, лишний раз резко повернуться. Либо балдой о железяку стукнешься, либо рукой-ногой в электрику въедешь, а она тут, в Зоне, как это ни дико, частенько до сих пор подпитывается.
Чем подпитывается? Темной энергией Зоны, само собой.
Вон лампочки мигают, и гуденье заунывное стоит. Всё работает, ребята! Может, мне и за Периметр выехать на этом монстре? Какая аномалия его остановит?
— Электричества стерегись, сынок. Долбанет — мало не покажется… Глянь-ка, справа от тебя сиденье должно быть, а под ним стоит ящик, покрытый брезентом. Есть?
Брезент в руках расползся. А вот и ящик — с коробками какими-то, свертками.
— Глянь-ка, Клещ, этот? — приподнимаю ящик. Тяжелый, зараза.
— Он самый. Держи так, я его тебе освобожу.
Клещ лег на живот и принялся вытаскивать наружу свое барахлишко.
— Всё! — кричит. — Можешь опускать ящик!
Опустил. Взмок как мышь!
— А теперь, — говорит Клещ, — очень внимательно. Не туда, куда надо, пальцем ткнешь, и мы с тобой на воздух взлетим. Понял?
— Чай, не дурак. Жить хочу.
— Вот и хорошо. Помнишь, в сети шухер был, когда Радар распистонили и весь клан «Монолит» положили?
— Ну, вроде.
— Так вот, они тут второй Радар монтировали. Только ослабели что-то. Ими же Хозяева Зоны управляют, «монолитовцами». А Хозяевам Зоны самим досталось, когда по Радару вдарили. Не те уже силенки. Короче, некому теперь второй Радар отстраивать, перещелкали «монолитовцев» как клопов. Как и моих придурков. — Клещ вздохнул. — В общем, часть аппаратуры работает. Работает в десятую долю проектной мощности. И вспышки иногда бывают, это тебе проф объяснил. Вот и весь «радарный синдром».
— Это я понял, Клещ. Но только давай я сначала наружу вылезу, а потом мы с тобой за жизнь потрындим.
— Нетерпеливый ты, салажонок. У тебя за спиной должен быть щиток. Ну, распределительный щит.
— Вижу.
— Ничего не трогай. Я тебе сначала объясню, куда жать, а потом уже жми. Осторожненько, парень, осторожненько. Не спеши. Там есть кнопка, жми на нее.
Короче, жму.
…Все остались живы.
Гудение смолкло. Лампочки погасли. Запах даже как-то изменился — раньше пахло изоляцией, а потом запахло озоном.
— Спасибо тебе, Черный Сталкер, — бормочет Клещ.
Подает мне руку, мол, цепляйся да вылезай.
С кряхтеньем тянусь наверх.
Молчу. Иногда лучше молчать, а то еще скажешь что-нибудь.
Клещ, не торопясь, распаковывает свертки из коробки, расставляет добытые оттуда предметы по полу и что-то бормочет себе под нос.
Он закончил свою работу, полюбовался ею, подправил пару косо поставленных предметов ногой. Отойдя на пару шагов, он принял позу художника, любующегося только что завершенным полотном. И сказал:
— В общем, сынок, поздно я понял, но понял твердо, на все сто понял: ничего нет в Зоне, кроме хабара. Хабар дает силу, власть, богатство. Иначе говоря, парень, он дает свободу. Больше сюда ходить незачем. Пришел, добыл, продал — и живи, в ус не дуй. Больше ничего.
А потом рукой вновь показывает мне на свои эти штуки, добытые из мехводовской преисподней — полюбуйся.
Ну и задает вопрос:
— Ты хоть понимаешь, что перед тобой? Такого ты больше никогда и нигде не увидишь. Пареньку вроде тебя раз в жизни выпадает случай увидеть такое… Ну, брат сталкер, мать твою во все дыхательные и пихательные, назови мне их. Можешь?
Смотрю.
О!
Он был прав. Такого я никогда не видел и, надо думать, вряд ли увижу. На секунду у меня перехватило дыхание. Передо мной лежали вещи абсолютно чужие — как с другой планеты! — опасные, но… странно красивые.
— Ну… «Мамины бусы» и «пузырь» я знаю. Ведь вот те кривые зелененькие яички… ну, не яички, а такие пустые штуки, ну… как будто они…
— Да, салажонок, это самые настоящий «пузырь».
— А светящаяся линза, она… э-э-э… «подсолнух», да?
— Верно.
