Щёлк-шёлк! Готово.
— Пророк, может, пришло время для пятой?
— А мы что, торопимся куда?
— Да надо бы еще к сержанту сходить, как он там. Может, очнулся и пить просит…
— Рано ему. Долго отмокать будет. Уработать артефакт — это для организма большой стресс… Вроде нокаута, растянутого на много часов. Лучше сержанта сейчас не тормо…
И тут — бам-бам-бам! — кто-то или что-то с богатырской силой замолотило в борт «Скадовска» тяжелым тупым предметом. Возможно, головой.
— Шумные какие гости, — неодобрительно промолвил Пророк, протягивая мне бутылку. — Спрячь. Потом добьем.
Глава 20. Арабелла атакует
This baby’s got a temper,
You’ll never tame her…
«Baby’s Got a Temper», The Prodigy
…У самой дыры в борту «Скадовска» лежал человек, измазанный кровью с головы до ног. Арабелла, встав над ним, с любопытством разглядывала тело.
— Это у вас на учениях такой специальный человек раненого изображает, да? Ему надо оказать первую помощь, да? Какой здоровенький! А это ведь не кровь, это такая краска за ним тянется?
Подхожу ближе. Мужик-то и впрямь — косая сажень в плечах. Вот только он тут никого не играет. По кочкам, по сухому бережку петляет за ним кровавый след.
Пока полз, всякое соображение потерял. Поворачивал туда-сюда, чудом к «Скадовску» вышел. Или просто очень сильный человек — боролся с собой, чтобы раньше времени не сдохнуть. Умирал, но полз. Две стреляные раны — в правой и левой ногах. Дополз, постучал, да и дух испустил. Силы кончились, как видно.
— Арабелла, сударыня! Мы рады будем с вами посудачить, но… зайдите к нам чуть позже. Сейчас у нас будет… э-э… проверка личного состава на знание медицинско-санитарных… э-э… действий… А вот потом… вы… несомненно… можете зайти… и… мы…
Мне показалось, или она ухмыляется?
Рядом с телом раненого лежал «Кабан». Великолепная пушка Клеща. Да и сам раненый, если приглядеться, выглядит как-то… клещевидно.
Принялся я осторожненько переворачивать тело. Может, еще живой?
— Ты осторожнее там! — орет Шпиндель. — Может, это ловушка!
Нет, ребята, это никакая не ловушка. Это самый настоящий Клещ, и «экза» у него на груди жутко разворочена, кровь из дыры хлешет не дай бог, но он еще жив. Разве можно с такими ранами жить? Немыслимое дело. Но я явственно почувствовал его несвежее дыхание. Точно, жив!
Теперь ясно, что за чудо-стрелок положил Репу и его людей.
— Клещ! Это Клещ, Тим! — вопит вольный торговец. — Отойди, стреляю!
И я слышу за своей спиной звук клацающего затвора.
Вот уж кровососа тебе на болт, Шпиндель. Не сегодня. Даже не думай.
Я поворачиваюсь к Шпинделю, встаю так, чтобы закрыть собой тело Клеща, и говорю:
— Иди на хер, пацан. Это мой друг. Я не дам его в обиду.
— Да что ты лепишь, кретин! — истерит Шпиндель. — Этот перец числится в пятерке самых опасных людей Зоны, ты понял? За его труп тебя Варвар баблом осыплет!
— Варвар мертв. А этот перец жизнь мне спас. Дважды!
— Да хрен с ним, с Варваром! У меня инфа с последней базы «Монолита»: двести тысяч уёв за Клеща, живого или мертвого. Ты понимаешь, придурок, двести тысяч?!
— Это мой друг, Шпиндель.
И ствол его «калаша» рисует неприятную траекторию. Теперь вольный торговец держит на прицеле уже не Клеща, а меня.
— Вконец обуел? — вежливо осведомляюсь я.
— Ты просто не врубаешься. Двести ты…
Клацающий звук раздается еще раз. За спиной Шпинделя.
— Я бы на твоем месте не торопясь поразмыслил, брат. Добивать раненых — нехорошо.
О! Хромой Пророк доковылял до нас. Молодец, мужик. Так держать.
Вольный торговец от злости аж лицом чернеет.
— Гребаные совки! Он-то — старое дерьмо, еще при Брежневе родился. Но ты, Тим, ты же молодой! Ты же нормальный должен быть, вменяемый?!
Что ему, дураку, сказать? Что он сам невменяемый? Так не поверит.
— Пожалуйста, брат сталкер, опусти автомат. Очень тебя прошу.
Шпиндель нехотя подчиняется.
— Если тебе человеческих объяснений мало, то я по-твоему объясню, по-деловому, — втолковывает Пророк вольному торговцу. — Кому-то Клещ делал зло, а кому-то — добро. И если ты его на «Скадовске» прикончишь, ты даже представить себе не можешь, сколько народу явится мстить, — продолжает втолковывать Пророк. — Допустим, тебе повезет, и ты останешься жив. Но дело тебе тут точно не оставят!
Вот теперь на узком лице у Шпинделя написано понимание. Вот теперь у него всё в голове выстроилось, и циферки сошлись. «Калаш» отправляется обратно на плечо.
— Понятненько. Мог бы с самого начала по-человечески объяснить.
Словами не передать, какое сочувствие стоит в глазах Пророка.
— Теперь, когда инцидент исчерпан, пустите-ка меня к пациенту.
Пророк возится с Клещом долго. Стаскивает с него «экзу», выслушивает легкие, считает пульс, ворочает его израненную тушу.
Смотреть на это совсем не хочется — брезгливый я. Отворачиваюсь.
А где, кстати, Арабелла?
Ее и след простыл.
— Здорово же ему досталось, — бормочет доктор. — Не могу понять, чем грудь ему так раскурочили… Картечь?
Шпиндель суется поближе к нему:
— Братья сталкеры! Есть деловое предложение. У Тима имеется «медуза»… ведь имеется, не так ли?
— Ты дело говори, — ворчит Пророк.
— А вот и дело: он мне отдаст свою «медузу» и остатки денег. А я ему — «кровь камня». Есть у меня «кровь камня» кое-где. Она ведь тоже заживляющая вещичка, хоть и не столь эффективная, как «ломоть мяса». Реальненько.
Пророк хитро улыбается:
— Что, брат сталкер, отдашь за друга последний хабар?
— А варианты? — вздохнул я.
Тогда доктор поворачивается к Шпинделю и говорит ему с довольной сытостью в голосе:
— Стыдно тебе, Шпиндель, должно быть — такую обдираловку устроил.
— Почему сразу «обираловку»?..
— Потому что. Я этим вещам цену знаю. Тим, тебе пол-бутылки не жалко?
— Фигня.
— Тогда вот что, Шпиндель. Отдаем тебе остатки водки. Дай нам сахарку, сколько выйдет, за эту водку, — мы будем дежурить при теле, чаи гонять.
Шпиндель принимает бутыль, придирчиво оглядывает и выдает свой вердикт:
— Треть бутылки.
Под нашими очень добрыми взглядами он отправляется за сахаром.
