— Вот и благослови их, Клещ.
В дверях стоял доктор. И глумился.
— Ты, Ной? Жив еще, упырь бестолковый…
— Сейчас меня зовут Пророк.
— Ты… Марину помнишь?
Странное у меня вдруг появилось ощущение, ребята. Просто убиться, до чего странное. Будто нет нас тут. Ни меня, ни Арабеллы. И «Скадовска» нет.
И даже насчет всего Затона — большие сомнения. Есть только струна, натянутая до предела между Пророком и Клещом. А на этой струне крепится целый мир, общий для них двоих. Когда-то мир этот был намного полнее, им жил еще один человек, но…
— Еще бы я ее не помнил, Клещ! — грустно промолвил Пророк.
Стрелять начнут? Как-то я расслабился. Руку… ручонку… надо бы чуть-чуть передвинуть… чтобы жать на курок было сподручнее, если чё.
— Ее нет уже.
— Знаю.
Пророк улыбается. И напряжение исчезает. Можно перевести дух, ребята. В каюте перестало пахнуть смертью.
— Парню не забудь спасибо сказать, Клещ. Тим сегодня прикончить тебя не дал.
— Вот совпадение, — хмыкает раненый сталкер. — И я его тоже. А имя, стало быть, уже поменял. Сотку — на Тима. Шустрый… Лучше ответь мне, Ной, это ведь ты бешеную ведьму тут пригрел? Твоя манера. Она тут чуть стрельбу не устроила.
— Ты зачем безобразничаешь, дочка? — с укором спросил Пророк. — Я тебя на своей барже со всем скарбом приютил, а сам сюда переехал. Я тебе всё объяснил, Стрекоза. Я тебя три раза пристрелить не дал, а ты всё безобразничаешь…
Вот, значит, как ее зовут на самом деле.
Липовый матрикат засмущалась и буркнула:
— Я тут, между прочим, не безобразничаю, а исполняю важное задание клана «Долг» по выявлению бандитского элемента.
Клещ сдавленно хрюкнул на своем матрасе.
— Паразиты твои «долговцы», что одну тебя тут оставили, — говорю я ей.
— А я, между прочим, не девочка, и у меня, между прочим, есть связь.
— Связи у тебя нет, Стрекоза. Как и у всех нас.
— А вот и есть! Когда я сюда шла, предупреждение пришло: Лобан двигается к «Скадовску», и с ним еще восемь бойцов. Наверное, возглавил банду после гибели Репы. Вот я и боялась: не успею обезвредить… тебя…
— Неужели… связь?! — вскакиваю я.
— Лобан? — тревожится Пророк. — Запроси, дочка, где они сейчас.
Отправляю на адрес Бункера: «Озёрскому, срочно. Гетьманов, Осипенко, Заяц, Жилко, французы и вся эскортная группа убиты. Малышев ранен, нужна помощь врача. Приз у меня. Информация о ключевом эксперименте Жилко у меня. Я на «Скадовске». Есть угроза нападения. Запрашиваю спасательную бригаду».
Когда торопишься, слова то и дело выходят с нелепыми ошибками. Какого фига они вообще такие длинные на этот раз?
— …удаление от группы Лобана — около шестисот пятидесяти метров. Быстро сокращается, — слышу я голос Арабеллы… то есть Стрекозы.
— Вам надо уходить, ребята, — очень вежливо говорит Пророк. — И очень-очень торопиться. А я тут спрячу раненого и…
На лестнице послышался грохот. Шпиндель, гребаный упырь, всё это время слушавший нас, на ходу переключал рысь на галоп, спасая жопу от появления новых нештатных отверстий. Реальненько.
— У нас двое раненых. И два ствола. Небезнадежно, Пророк. Я уверен, помощь от ученых из Бункера скоро прибудет.
Я перехватил восторженный взгляд Стрекозы. Вот только не сейчас, юная леди.
А Пророк поглядел на меня без восторга. Скорее, со спокойным сожалением. Мы оба понимали: никто на самом деле не знает, когда она прибудет.
— Мне не хочется убивать людей. Но я тебе постараюсь помочь, Тим.
— Три ствола! — звонко сказала Стрекоза, протягивая руку за «макаровым».
— Нет.
— Я всё равно не уйду. А так хоть ствол будет.
И опять: мы оба понимали, что у меня уже просто нет времени убалтывать ее. А отправлять в нокаут по второму разу было бы несколько неэффективно: в таком состоянии юные леди плохо бегают от бандитов.
Какая девчонка! Эх…
Отдаю ей пистолет.
С матраса, где лежит Клещ, доносится болезненный кашель. И просьба.
— Ной, зацепи меня за плечо, старая рухлядь. Ты в курсе, что стал похож на мебель, которую выбросили на помойку? А ты за другое плечо, Тим. Ну, живее, радиоактивное мясо. Просто вытащите меня наружу, и у вас будет порядочный снайпер… А? Молчать, Пророк… Лучше я их убью, чем ты, с твоей дурацкой любовью. Тащите… давай, сынок, напряги мослы.
Мы уже волочим Клеща к ближайшей пробоине, он плюется кровью и бурчит:
— Ноги, мать вашу, не ходят… Ладно… беготни вроде не предвидится…
Когда Клещ лег на огневую позицию, у него едва открывались глаза, а руки висели, как плети. Много он тут настреляет, болезный…
Я устраиваюсь неподалеку, у большой пробоины в борту корабля. Рядом со мной — Стрекоза. Улыбаюсь ей ободряюще. А что еще-то можно сделать? Сказать: «Не боись»? Так она и так не особо.
Стрекоза в ответ улыбается мне ободряюще.
Пророк затихает где-то наверху, в кормовой надстройке.
Ну, где они? Ночь на дворе. Ни зги не видно. Вот бы мне «Тавор» сейчас. Каждую бы кочку из его оптики…
Та-тах! Та-тах! Та-та-тах!
Всё, ребята, пипец. Начался наш последний и решительный…
Вспышки — в двух сотнях метров, не дальше. Выцеливаю их, но не тороплюсь стрелять. Всего моего боезапаса хватит на минуту-другую серьезного боя. А потом — Гитлер капут! Так что не будем торопиться.
Где-то наверху одиноко тявкает карабин Пророка. И сразу после этого слышится гром его шагов: хромоножка двинулся ко второй огневой позиции. Правильно, мужик.
Пули взвизгивают, пробивая металлическую шкуру «Скадовска». Слева от меня коротко рыкает «Кабан». Ну, Клещу-то в его прицел куда виднее, кто к нам подобрался…
Вдруг в отдалении слышится знакомое: «даг»! Сердце пропускает удар. В краткий миг пролетает мысль: «Все пропало! Теперь шансов нет».
Снаряд гаусс-пушки рвет борт «Скадовска», как консервную банку. Грохот такой, что уши закладывает. Вижу, как взрывная волна отшвыривает Клеша. Темный сталкер лежит неподвижно, приложившись затылком к шпангоуту.
«Жив?!» — ору я ему. «…мать», — доносится в ответ. Зашевелился, слава Богу… тянется к «Кабану».
Трюм наполняется облаками мельчайшей ржавой взвеси, потревоженной взрывом. Стрекоза кашляет. «Ты как там, жива?» — «Что со мной сделается…»
Наверху Пророк дважды стреляет по бандитам.
Ага. Вот они. Совсем рядом. Кажется, подошел и мой черед…
И тут черное небо над кораблем прорезает дымная трасса… вторая… третья… Взрывы густо покрывают то место, откуда нас только что поливали свинцом. Болото превращается в огненный ад. Два «Кашалота» проносятся над «Скадовском», щедро сгружая боезапас по группе Лобана. Кажется, весь Затон взметывается в воздух, камыши и осока разлетаются салютом, гейзеры грязи бьют в небо.
