Машенька моментально убыла.
– Та-ак. Петрович, сделай так, чтобы вторая смена легла спать прямо сейчас. А третью своди в церковь. Кстати, это касается и тебя, Павел, и Машеньки. Сменятся люди на постах, поспят, веди их туда каждый в свою очередь. Теперь. Тебе, Петрович, дело…
– Кирилл, приглядись-ка, у тебя на руке сколько пальцев, пять?
– С утра было столько…
– Отчего ж ты думаешь, будто я мог не подумать о горячей пище для дружинников? Или ты меня знаешь хуже собственной руки?
– Давно бы сократить твою должность, а тебя – на пенсию. Кущи окучивать, на лютне играть, мемуары слагать… Ну не может подчиненный быть умнее собственного начальства!
– Прости старика… Запамятовал. Сосуды, знаешь, пошаливают…
– И песок из бицепсов сыплется… знаю, сто два года назад ты уже так шутил. Вот что, как сменишься, обязательно зайди ко мне. Иди.
– Ты… как себя чувствуешь?
– Как вечно живой. Не беспокойся попусту.
Ушел.
– Так. Теперь ты, парень. Через шесть часов сменишь Петровича. А сейчас подежурь самую малость у бездыханного тела.
– У слабодыханного…
– Что?
– У слабодыханного, говорю, тела. Еще не бездыханное, но…
– Но жабры трепыхаются слабо. Через двое суток я буду новенький, как с конвейера. А пока организуй-ка мне встречу с уточкой, чашку очень сладкого холодного чая и тарелку каши из чего хочешь, но пожиже.
Павел сделал все, как велено, потом помыл посуду. Не зная, что еще понадобится Бойкову, сел у окошка и уставил взор в Профсоюзную улицу. Дежурство при больном – вещь не суетливая… Прогнал по памяти порядок форсирования тела, команды на управление «доспехами». И еще разок. Постфактум все оказалось легче и понятнее, чем при Машеньке. В чем, спрашивается, тут было ошибаться? Научить можно и зайца в трех соснах скитаться… так он, этот заяц, от отчаяния такое из пруда выловит, лопатой не отмахаешься. Потом господин младший витязь оставил эти напрасные мысли и принялся за «Отче наш».
– Павел… – после давешнего всплеска активности голос воеводы звучал куда более устало, – я… хотел сказать тебе… не совсем понимаю как… И, кажется, не совсем понимаю, что именно…
– Скажи. Что думаешь. Я вполне толстокожий человек.
– Ладно… Ладно. Так. Я не эксперт в таких делах, которые про мужчину и женщину, которые вместе и которые… Завел волынку! Ты понимаешь меня?
– Кажется, да.
– Хорошо. У меня самого все это получается как-то просто и само собой. Ну вот. Так. Да. Вот что: Маша и Андрей Петрович были неразлучной парой на протяжении трех жизней. Они друг друга любили. Теперь она любит тебя, а ты, кажется, начинаешь любить ее. Ну или влюбляться. Не знаю, что у вас там в точности, и залезать в чужие дела не собираюсь… Так. Просто вся эта эквилибристика присутствует у вас на лицах.
– Неужели заметно что-то?
– Как пожар ночью. Да. Та-ак.
– И что теперь? Намек на то, что я тут третий лишний? Или случайно затесался? Мне бы поконкретнее, я по юбкам тоже не специал…
– Э-э! Не кипятись. Послушай. Да не кипятись ты, сядь! Как-то Машенька потерялась. Мы искали ее несколько месяцев. Потом нашли здесь же, в Москве, маленькое подразделение Воздушного королевства… Оно к нам неведомо как просочилось, жиденькой сектой сатанистов обзавелось, ну и выловило Машку. Девка она ловкая, но беспечная… Ее мучили, насиловали всеми мыслимыми способами, держали на цепи, но не убили. То есть когда мы ее освободили, она была еще жива. Говорить уже почти разучилась, соображать тоже. Конечно, в порядок ее привели, заштопали, так что стала краше прежнего. Только вот душу не заштопали. Любить она уже не умела. Не выходило. И с Петровичем все у них порушилось, да и ни с кем не завязалось. Они были мужем и женой прежде, а потом развелись. Слушаешь?
– Очень внимательно.
– Дай еще чаю, глотка у меня рашпилем работать нанялась…
Чаю похлебал, передохнул, ободрился.
– Так. Ну вот и я радуюсь, девка с тобой отмокать начала. В смысле, отогреваться. Я просто, чтобы ты знал: у нее все тонко, попусту не балуй.
– Я и не балую… – спокойно ответил. Лишних слов не любил Павел. Петушиться на пустом месте тоже не любил.
– Это хорошо. Я, признаться, так и не думал. Просто на всякий случай. Чтобы понятно было, какие тут дела, видишь.
– Понятно.
– А вот теперь с Петровичем. Он ее не разлюбит никогда.
К такому повороту Мечников не был готов. В первую голову подумал, как ему поступать, но в извилинах пошарив, ничего подходящего не отыскал. Слишком разные вещи: большое дружинное их дело и маленькое, но важное дело с Машкой на двоих. И никак одно с другим не монтировалось и не соединялось, раз приключилась такая околесица…
Воевода наблюдал за ним, хотел, видно, услышать что-нибудь умное или просто услышать хоть что-нибудь. Однако, не дождался.
– Послушай, Павел. Он вашим с Машкой… м-м-м…
– Понятно-понятно.
– Да. Так вот, не будет он помехой. Он порадуется, что у Машеньки все человеческое принялось оживать. Понимаешь ты, он ревновать не умеет, и лезть в чужие дела, наподобие меня, тоже не умеет. Он только радоваться станет. И все.
– Он что же, ангел, а не мужчина?
– Ну да. Именно, что ангел.
– Аа?
– В дружинах у нас не только люди. Разные существа ходят в витязях и дружинниках. Все, кто способен уверовать, креститься и принять символ веры, все они теоретически могут служить вместе с нами.
– И нынешние дружинники?
– Огнеметчик.
– Кто?
– Эти существа вымерли четыре тысячелетия назад. Там, в инстанциях Творца и в Воздушном королевстве, восемь из них еще обладают телами. Остальные – только душами. Ну и наш. Очень длинное название у их племени, я его, скорее всего, произнесу неверно. Да и ни к чему оно тебе. Ну а Петрович – ангельского чина. Горбик у него за спиной – крылья, или, вернее, то, что называют крыльями. Изначально он не имел пола. В Срединном мире Андрей его получил, мужской, как ты понимаешь. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
– Физиология такая?
– Божья воля. Вернуть себе бесполое обличие он сможет, только уйдя со службы. Так. Минуту говорю о ерунде. Это не важно. Так. Важно другое. Вот что: ангелы любят только один раз, и освободиться от любви могут только по воле Творца или в день Страшного суда. Вообще, случай редкий. С Андреем такого не случилось две тысячи лет назад, тысячу лет назад, пятьсот лет назад… А с Машкой вот взяло и случилось. И теперь, что бы с ней не стряслось, он не разлюбит ее. Хоть она к черту в лапы по собственной воле, хоть с тобой… закрутит, хоть тела лишится на веки вечные. С ним уже ничего не сделаешь. Но и вести он себя при этом будет по-ангельски, а не по-мужски. Такая у него, видишь ли, физиология души.
