Связь все надрывалась, потом заглохла. Павел сам набрал код и вызвал воеводу.
…Бойков прибыл через четверть часа в сопровождении всей ударной группы. Не глядя на взволнованную милицию, отдал несколько распоряжений кошмарно деловым тоном. Потом погасил милицейское раздражение неким право имеющим удостовереньицем и хитроумной бумажкой. Подобно какой-нибудь ядовитой твари из мира насекомых бумажка носила отпугивающую окраску в виде грозной печати. Милицейский чин бодро взял под козырек, осведомился насчет не требуется ли помощь и скоренько убыл. Какой ему резон поднимать с земли лишнее дело? Эти, крутые, им платят побольше, пускай возятся… Своего, знаете ли, хватает. Секретная, говорите, у вас операция? Понимаем. Желаем всяческих успехов.
Дружинники изобразили несколько ритуальных танцев, какие всякий опер исполняет на месте происшествия, потом погрузили тело Петровича в пикап и сели там же, рядом.
Мечников хотел было рассказать воеводе, что за нелепость вышла у них тут. Бойков остановил его. Павел собрался за руль, но и этого не позволил ему воевода. Жестом указал, мол, давай в кабину, на соседнее место. Поехали. Бойков поворачивается к нему и осторожно так говорит:
– Не столь уж важна его смерть. В подавляющем большинстве случаев мы возвращаемся в Срединный мир. Наверное, лет через семнадцать-двадцать ты опять сможешь поговорить с ним… если самого, конечно, не выбьют.
– Я понимаю. На войне как на войне.
– Петрович еще повоюет с нами.
– Да, помню. Другого следует бояться…
Бог весть, для чего воеводе понадобился весь этот разговор. Павел хоть и неопытная еще рыба, но успел твердо усвоить, в какой воде обитает. Бойков разглядывает его лицо. Скептически поджимает губы. Ладно, – как видно решает он, – чему быть, того не миновать. И говорит:
– Полчаса назад на станции «Маленковская» они выбили Машеньку и обоих дружинников. У тебя за спиной все, что от них осталось.
– Как? Как же так? Как же все это… – зря старался минуту назад и полминуты назад и несколько секунд прежде этой фразы воевода. Машенька утратила тело – и фрегат «Мечников», сорвав якоря, стремительно пошел на скалы. Бойков попытался еще разок внятно объяснить ситуацию:
– Их машину обстреляли из нескольких автоматов и гранатомета. Лучше не смотреть…
– Почему ты не отпустил меня? Почему ты не отпустил меня с ней?
– Так вот, лучше не смотреть, зрелище не из приятных. Впрочем, тело малютки с конопушками ей все равно не нравилось. Вот и поменяет…
– Какого черта ты не отпустил меня с нею! Я бы вытащил ее. Сдох бы, а ее вытащил! Какого…
Бойков притормозил. Повернулся к младшему витязю лицом. Поглядел на него… Бормочет несусветное, ругается. Дружинники сидят на местах: не велено выпрыгивать – не выпрыгивают. А этот… никак не утихомирится. Нет лиху угомона.
Воевода ударил Мечникова в скулу. Сделал паузу, оценил результаты. Нанес еще один удар. Та-ак. Мечников наконец-то закрыл рот. Ну, что теперь сделает? Драться полезет? Заплачет? По новой заведет волынку «почему, да почему…»
– Не распускай руки… – неожиданно спокойно сказал Павел. – Не смей распускать руки, ты же офицер, а я твой солдат.
– Больше не стану. У нас нет времени на сопли, вопли и слезы. Потом будешь выть белугой. Потом будешь кусать себя за хвост. Захочешь, я тебе специально время выделю. День. Два. А хочешь – месяц. Только потом. А сейчас я твой офицер, а ты мой солдат. И ты будешь делать то, что я прикажу, и так, как я прикажу. Ни на что другое у тебя времени нет. Успокоился?
– Да.
«Человеческий материал очень высокого качества…» – подумал воевода.
– Тогда, пожалуй, я расщедрюсь на одну минуту. Видит Бог, это много. Андрей был моим другом и учителем. Без него я чувствую себя калекой. Как будто оттяпали руку, ногу и половину головы. Но я не имею права горевать о нем сейчас. Я не позволяю себе этого. Ты понял?
– Да.
– Еще одно. У нас примерно час на мелкую, но крайне вредную команду бесов. Это они убили Андрея и Машеньку. После этого у нас еще час, а в лучшем случае полтора, на Зеленого Колокольчика. Полбеды. Мы с ними справимся. Сорок минут назад нечто чудовищное пришло в движение к югу от Москвы. Я даже представить себе не могу, сколько у нас времени, и когда оно доберется до Кольцевой автодороги. Может, через десять минут. Может, к завтрашнему утру. Может, ему потребуется неделя. Любой ценой это следует остановить, не пустить в город. Иначе великому городу – конец. Сейчас остановить его могу один я. Так вот, я… и мы все должны встать между этим и Москвой как можно быстрее.
– Ты связывался с Петровичем, чтобы сообщить ему…
Гул заводимого мотора утопил конец фразы. Да и не важно, кто, когда и с кем связывался. Теперь – не важно. Поехали. Как сумасшедшие. Против всех правил дорожного движения. Смазанный глазок светофора. Горячая пыль.
– Оно скорее живое или нет?
– Не знаю. Не сейчас.
– Как до… наших добрались? Я точно помню: перед выстрелом снайпера экран был чист.
– Там и не было магии. Ни капли. Просто снайпер и просто автоматчики, работавшие за просто деньги. Очень большие деньги, надо полагать. Ни одно магическое существо к вам не приближалось. Все так упростилось в этом мире! Обыкновенный уголовник стал страшнее и опаснее огненного демона…
Визгливый поворот. Правое заднее колесо прошло в дюйме от столба. Бойков:
– Я им обоим, что капитану бесячьему, что Зеленому Колокольчику, влепил еще на Таганке по маячку.
– Маячки сняты?
Воевода посмотрел на него, как на несвежие отбросы. Ах да, немедленно сообразил Мечников, ах да, конечно. Кое-где на востоке учитель лупит ученика, выбивая просветление. Бойкову лупить незачем. Он посмотрел. Если бы маячки прекратили работу, он бы встревожился. Нанес бы упреждающий удар, может быть. В любом случае, все пошло бы иному сценарию… Следовательно, маячки работают.
– Где они сейчас?
– Если ты спрашиваешь о Февде… извини дорогой, – это очередному «подрезанному» на грани ДТП, – так вот, Февда в районе Мытищ… какие у нас кулаки, а какая бибика!.. в районе Мытищ чуть дальше. Через семь минут его автобус взлетит на воздух. Водителя жалко, но ему все равно хана. Порежут на ремни.
– Я имею в виду – маленькая, но крайне вредная команда?
– Здесь.
Тормозил воевода, явно рассчитывая на людей, собранных из резины, металла и пластика. А лобовое стекло на то и лобовое, чтобы выдерживать удары лбов…
То ли котельная, то ли склад, то ли просто заброшенный старый дом у самой границы Сокольнического парка. Словом, нечто омерзительно безликое, выкрашенное в заборную зелень, обшарпанное до такой степени будто его долго и целенаправленно шарпала целая рота. Грязный хоздвор, бочонок с застывшей до базальтового состояния краской – на почетном месте прямо посередине. Живописная группа бодрых облезлых шавок. Отвратительно обыденная табличка на двери: «Высокое напряжение. Опасно для жизни»; череп с молнией, конечно же; ржавчина съела почти всю белую краску и подпортила черную.
