— Конечно серьезно. Кобыла твоя. Играй на ней в поло, езди верхом, разводи ее потомство, делай что хочешь… Она твоя. Не моя.
— Я тебя не понимаю… но… Я очень ее хочу. — Произнесено это было так тихо, словно Люси была совсем маленькой девочкой.
— Конечно, — ответила Эсмей и почувствовала, что она намного старше Люси, лет на сто, не меньше. Она сразу же смутилась. Неужели капитану Серрано и всем, кто был старше ее лет на десять, она сама казалась такой же юной? Возможно. — Послушай. Давай прогуляемся верхом. Мне нужно снова обрести хорошую форму, если я собираюсь отправиться в долину.—Она еще иемогла сказать «свою долину», даже в разговоре с Люси.
— Если хочешь, можешь ехать верхом на кобыле, — ответила Люся. Эсмей почувствовала, как она боролась с собой, прежде чем сказать это. Девушка старалась быть справедливой, ответить благородством на благородство.
— Боже мой, нет. Мне нужна какая-нибудь надежная и спокойная лошадь, из тех, накоторых обычно тренируются… Во Флоте я совсем не ездила верхом.
Конюхи подготовили лошадей, и они проехали между рядами фруктовых деревьев в сторону полей.
Эсмей наблюдала за Люси… Та ехала так, словно ее позвоночник сросся с позвоночником кобылы и они стали единым существом. Эсмей ехала верхом на флегматичном мерине, вокруг глаз и морды животного шерсть уже поседела. И все же суставы у нее ныли, когда мерин переходил на рысь. А что скажет ее отец? Но он же не думал, что она будет ухаживать за табуном, находясь от него на расстоянии многих световых лет? Может, он сам хотел присматривать за лошадьми? Люси галопом накручивала круги вокруг Эсмей, и та решила идти до конца.
— Люси, что ты теперь собираешься делать?
— Выиграть чемпионат, — ответила Люси. — На этой кобыле.
— А потом? — продолжала расспрашивать Эсмей. — В будущем?
— О-о-о… — Люси остановила кобылу и какое-то мгновение молча сидела в седле, явно обдумывая, как ответить старшей сестре. Все, о чем она думала, отражалось на ее лице.
— У меня есть основания задавать тебе подобные вопросы:
— Ну… я собиралась поступить в Ветеринарный, хотя мама хочет, чтобы я поступила на более «подходящий» факультет в университете. Я знаю, что не смогу работать здесь, в поместье, но, если получу диплом, буду работать где-нибудь в другом месте.
— Так я и думала. — Эсмей не имела в виду ничего плохого, но Люси так и вспыхнула:
— Я вовсе не мечтательница…
— Знаю. Не ищи в моих словах подвоха. Ты все говоришь серьезно, так же как и я когда-то… мне тоже никто не верил. Поэтому-то, у меня и мелькнула одна мысль»..
— Какая мысль?
Эсмей слегка подтолкнула своего мерила, и тот покорно подошел к кобыле Люси. Кобыла пошевелила ушами, но осталась спокойно стоять на месте. Эсмей понизила голос:
— Ты ведь знаешь, что отец подарил мне табун. Мне он нужен меньше всего на свете, но, если я попробую отказаться от подарка, отец обидится, и я всю оставшуюся жизнь буду выслушивать от него упреки.
Люси расслабилась, теперь она уже почта улыбалась.
— И?
— И мне нужен человек, который смог бы присматривать за моим табуном. Такой человек, который мог бы правильно определять, с какими жеребцами спаривать кобыл… Как правильно тренировать молодых жеребят, кого стоит продавать и за сколько…. И тому подобное, — сказала Эсмей. — Конечно же, я буду платить этому человеку. При хорошем хозяине табун станет процветать… А я в это время буду далеко-далеко…
— Ты думала обо мне? — выдохнула Люси. — Это уже слишком, и кобыла, и…
— Мне нравится, как ты с ней обращаешься, — ответила Эсмей. — Именно так мне бы хотелось, чтобы обращались со всеми моими лошадьми, если мне вообще нужны были бы лошади… А поскольку они у меня появились, то именно этого я и хочу. Ты сможешь скопить деньги на обучение, по своему опыту знаю, что родственников впечатляет, когда самостоятельно находишь выход из положения. Да еще и опыта наберешься.
— Я согласна, — с улыбкой ответила Люси. Вопреки всему, Эсмей вспомнила вчерашний разговор. Вот перед ней девушка, в жизни которой энтузиазм всегда будет побеждать над благоразумием и осторожностью.
— Ты даже не спросила, сколько я буду тебе платить, — проговорила Эсмей. — Всегда надо сначала узнать… какова цена.
— Не имеет значения, — ответила Люси, — Это мой шанс…
— Имеет, — парировала Эсмей и сама удивилась, насколько резко прозвучал ее ответ, даже мерин занервничал. — Шансы не всегда оправдываются. — Но, взглянув на Люси, она замолчала. Зачем она так говорит, она сама ведь только что восхищалась пылкостью и импульсивностью Люси. — Извини. Все, что мне от тебя надо, — это ясный отчет о затратах и доходах. Можешь присылать мне его на летнее солнцестояние, как раз удобно: будет время все написать и обдумать после появления на свет новых жеребят.
— Но сколько…— Вид у Люси стал взволнованным.
— До сих пор ты не спрашивала. Я решу потом. Может, завтра.
Эсмей пришпорила мерина и поскакала к видневшимся вдалеке, по ту сторону прогулочной дорожки, деревьям. Сестра поскакала за ней.
Эсмей позабыла о старике и снова вспомнила о нем, только когда слуга после обеда доложил о его приходе. Она задержалась на кухне, чтобы отрезать себе еще один кусок орехового пирога со сливками.
— Госпожа, отставной солдат Себэстиан Корон просит вас принять его.
Себ Корон… Конечно же, она примет. Она быстро вытерла рот и вышла в зал. Он стоял и наблюдал, как кто-то из ее юных кузин играет на пианино под зорким наблюдением Санни.
— Напоминает мне тебя, Эсмей, — сказал он, когда она подошла и пожала ему руку.
— А мне это напоминает о куче потерянного времени, — улыбаясь, ответила Эсмей. — Тех, у кого не хватает таланта и слуха, нет смысла мучить, особенно когда они понимают, как трудно им все это дается.
— Ну ты ведь знаешь, что так принято.
Эсмей прекрасно знала, но никогда не могла понять, почему всех детей подряд, независимо от способностей И интересов, нужно заставлять десять лет заниматься музыкой как минимум на четырех инструментах. Ведь не заставляют же всех детей изучать военное искусство.
— Пойдемте в гостиную.
Она провела его в главную гостиную, в которой обычно все женщины семьи принимали гостей. Мачеха снова здесь все изменила, но яркий цветочный узор на обивке стульев и длинные с мягкими сиденьями кушетки выглядели вполне традиционно. Теперь преобладали желто-оранжевые тона, а не красно-розовые, как раньше.
— Хотите чаю? Или чего-то другого? — И, не дожидаясь ответа, она позвонила в колокольчик. Она прекрасно знала, что на кухне уже приготовлен поднос с любимыми яствами и напитком Корона.
Она усадила его на низкий широкий стул, поднос поставили сбоку, а сама села слева от него, со стороны сердца, подчеркивая тем самым свое отношение к нему.
