— Черт бы их побрал! Я хочу знать, от чьего имени они действуют! И немедленно!
— Милорд, в первую очередь мы должны обеспечить безопасность…
— Держу пари, это Барраклоу… или Серрано…
— Такой информации не поступало… — Лицо человека на экране помрачнело.
— Тогда узнайте сами. Я жду немедленного отчета. — Он отключил внутреннюю связь и так быстро повернулся на кресле, что стукнулся коленями о стол. Черт их всех побери. Самодовольные, снисходительные… все хотят только собственные карманы набить, ничего больше. Он чувствовал, что кто-то плетет вокруг него сети. Он всегда чувствовал, когда кто-то что-то против него замышлял. Но как это несправедливо… неужели они не видят, что он старается для всего государства, для Правящих Династий. Он так и видит перед собой эдаких трудолюбивых доброжелательных лордов и леди, таких же трудолюбивых и верных представителей менее известных семейств и простых рабочих. Это для них он старается, для них работает из последних сил. Почему же они постоянно спорят, огрызаются, жалуются? Делали бы, что им говорят, и не спорили бы, тогда и правительству было бы легче работать.
Но нет. Мешают личные амбиции, эгоизм, глупая гордыня… Они саботируют все его усилия спасти Правящие Династии. Глаза наполнились слезами, он смахнул их. Так и подмывает подать в отставку, пусть сами увидят, что без него они ничего не стоят. Он многое сделал, можно и на покой. Нет. Он исполнит свой долг, как делал это всегда. Он уничтожит ленивых заговорщиков, которые строят козни и смеются за его спиной, он спасет государство, несмотря ни на что…
Хобарт поднял трубку… не будет он больше звонить через этого Пуассона с его лимонным лицом… На другом конце линии ему ответил секретарь министра обороны, Хобарт потребовал самого министра.
— Ужасная беда, — министр заговорил еще до того, как на экране появилось четкое изображение.
— Только вы не начинайте, — прервал его Хобарт. — Канцелярия фельдмаршала не может ничего сделать…
— Они все в растерянности, лорд Конселлайн, ведь фельдмаршал до своего недавнего назначения носил всего одну звездочку в петлице, а всех высших офицеров отправили на медицинскую проверку…
— Не оправдывайтесь, Эд! Мятежи на пустом месте не возникают. Я хочу знать, кто все это затеял. Имена, даты, все. Еще полетят головы, слышите меня, Эд?
— Слышу, лорд Конселлайн. Доложу вам, как только что-нибудь узнаю…
— У меня есть враги, вам это известно, — продолжал Хобарт. — Есть люди, которым хотелось бы навредить мне. Могу назвать поименно…
— Во Флоте тоже, милорд?
— Не совсем, хотя семейство Серрано, насколько мне известно, поддерживало близкие отношения с лордом Торнбаклом и его дочерью. Они ведь сыграли немаловажную роль в ее спасении, когда было без толку потрачено столько государственных средств.
— Да, милорд, но на кораблях мятежников нет ни одного представителя семейства Серрано. Они все или почти все были на большом семейном сборе…
— Обыкновенное алиби, — ответил Хобарт. — Очень уж это подозрительно.
— Хм-м. Это была помолвка, насколько я понимаю. Милорд, Флот запросил у меня разрешения отозвать из неограниченной отставки высшие чины, их помощь просто необходима, и я дал согласие…
— Зачем?
Министр непонимающе посмотрел на него.
— Потому что они нам сейчас нужны, милорд. Нам нужны верные офицеры, особенно их уровня и ранга…
— Откуда вы знаете, что они верны и преданы нам? Откуда вы знаете, что не они организовали этот мятеж, чтобы снова вернуть себе теплые местечки, которые занимали раньше?
— Лорд Конселлайн, у нас нет никаких доказательств…
— Если вы собираетесь спорить со мной, Эд… — начал Хобарт, еще немного, и он выйдет из себя.
— Милорд, я не спорю. Я просто излагаю вам известные мне факты.
— Вам вообще ничего не известно! — Хобарт бросил трубку и чуть было снова не ударился ногой о стол. Его окружают некомпетентные дураки. Ведь он сам сотворил этого министра, он учил его, он ввел его в состав правительства, и вот награда… Неподчинение, некомпетентность…
Конечно, он может его снять. Но кого назначить на это место? Никто из них до сих пор не оправдал его надежд. Вместо того чтобы работать с ним вместе, поддерживать его, помогать ему, все они ведут себя подобно капризным примадоннам. Но разве он сможет найти кого-то лучше?
— Гунар… проснись! — Гунар перевернулся и уставился на брата.
— Сейчас не моя вахта. Оставь меня в покое.
— Гунар, слушай, мы только что перекачали особо важный отчет…
— Лайса с ума, что ли, сошла? Если мы будем постоянно перекачивать внутренние докладные записки Флота, они…
— Мятеж, Гунар.
— Мятеж?
— Они говорят о десяти кораблях в системе Коппер-Маунтин. Возможно, еще где-то.
— Открытый мятеж? — Гунар окончательно проснулся, внутри все похолодело.
— Так говорится в отчете. Мятежники спустили посадочные модули с одного из кораблей в тюрьму на планете, подняли на корабль закоренелых преступников и с их помощью захватили орбитальную станцию, захватили связь, защитные сооружения и объявили, что система Коппер-Маунтин теперь является частью Общества естественных людей.
— И что. это такое, позвольте спросить? — Он, похоже, никогда о таком обществе не слышал. Естественные люди? Что же они делают, ходят голышом и едят сырую рыбу?
— Мне кажется, это те же головорезы, что вились вокруг адмирала Лепеску. Помнишь того лысого, который напился до чертиков и хотел продемонстрировать нам свои трофеи после драки в баре? И что тогда сказал Каим?
— Лепеску мертв, — ответил Гунар.
— Но зло не умерло вместе с ним. — Бейзил пожал плечами. — Интересно, Каим имеет к ним какое-нибудь отношение или нет?
— Он бы рассказал нам… мы ведь родственники…
— Можешь себе представить, чтобы заговорщики доверились Кайму? Он так уверен в том, что его никто не надует, как человек, который сам показывает воришкам, где хранит бумажник. Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из семейства Теракян оказался замешанным в этом мятеже, пусть даже косвенно.
— Меня больше интересуют остальные родственники. Мятеж во Флоте означает, что будет нарушено расписание полетов, в том числе и нашего корабля.
— Именно поэтому я тебя и разбудил. Мы пытаемся состыковаться с «Урожаем Теракяна», Лайса говорит, мы почти в пределах досягаемости плотного луча.
— Надеюсь, нам не придется переходить с корабля на корабль, — сказал Гунар. Он ненавидел переходные трубы, еще больше, чем когда его не вовремя будили.
— Нет. То есть тебе не придется, а мне придется. Но разговаривать они хотят с тобой.
Гунар застонал, но из постели вылез. Почесал голову. Он никогда не мог резко проснуться и поэтому готов был побить Бейзила за то, что тот свеж как огурчик.