Пакс кивнула.
— Как давно тебе нанесли эти страшные раны? Пакс попыталась сосчитать. Мысли ее убегали куда-то в сторону, и лишь немалым усилием воли она смогла заставить их собраться.
— Насколько я помню, это случилось прошлым летом. В конце лета.
— Так давно? — Киакдан удивленно поднял брови. — Ну и ну! И какое же колдовство наложило на них заклятие? Пакс устало покачала головой.
— Я не знаю. Киакномы… Паладин и маршал Геда пытались излечить меня, но потом…
— Киакномы? Да как тебя к ним занесло? Пакс, отвернувшись, произнесла:
— Они взяли меня в плен. В Колобии.
— Вот оно что! Теперь понятно, почему лечение идет так тяжело. Это они заколдовали раны такой болью?
— Нет… не совсем так. Дело было…
Кошмарные воспоминания лишили Пакс дара речи. Она лишь энергично затрясла головой. Киакдан аккуратным, но сильным движением взял ее за подбородок и заставил успокоиться.
— Ну все, на сегодня хватит, — сказал он. Увидев в ее глазах страх, он добавил:
— Спи спокойно, кошмары больше не будут мучить тебя. Это я тебе обещаю. Ты будешь спать спокойно, как в первую ночь, которую провела здесь. Пробуждение твое будет легким и радостным. Спокойной ночи.
Подчиняясь ласковому голосу, Пакс провалилась в сон.
Проснулась она действительно отдохнувшей. Тем не менее ей было стыдно за вчерашний срыв, и к столу она подошла молча, без тени улыбки на лице.
— Эти кошмары больше не будут преследовать тебя, — спокойно сказал киакдан, жестом приглашая ее к завтраку. — Когда я вновь разрешу твоему мозгу видеть сны, ты уже исцелишься. Это в моих силах. Сколько было возможно, я ждал, чтобы твое тело набралось сил, потому что исцеление духа — не самая легкая процедура. А теперь, Паксенаррион, настало время для исцеления твоей души и твоего разума. Зло, исковеркавшее твою судьбу, сумело нанести глубокие раны как телу, так и твоему внутреннему миру.
Пакс кивнула и молча принялась за еду.
— Мне нужно будет посмотреть твои раны, — сказал колдун и взял Пакс за руку.
Она вздрогнула, но затем решительно протянула ему руку, закатав рукав. Посмотрев на кровавые рубцы, киакдан спросил:
— И много на тебе таких отметин?
— Да, — коротко ответила Пакс.
— По всему телу?
— Да, — повторила она.
— И с того времени, как ты их заработала, прошло уже более полугода?
В ответ Пакс только кивнула.
— Значит, так и не заживают. — Киакдан покачал головой. — Без какой-то колдовской отравы, причем весьма сильной, здесь не обошлось. Скажи, а они хоть немножко у тебя подживали?
— Иногда… иногда они бледнеют, — тихо ответила Пакс. — На неделю, дней на десять. Мне кажется, что они уже начинают заживать, а потом — все сначала. В первый раз они побледнели всего-то на день. Потом эти периоды стали дольше, но по-настоящему они так и не заживают.
— Понятно, понятно. А кто-нибудь из эльфов пытался лечить тебя?
— Да, тот, кто вернулся с нами. Он предположил, что здесь использованы заклинания вроде тех, которые эльфы применяют, замедляя или ускоряя рост растений.
— Действительно, похоже на то. И надо же было додуматься применить такое благое волшебство для такого страшного дела. Вот только одного не понимаю: зачем им нужно было это временное облегчение твоих страданий?
Пакс почувствовала себя как еж, который только и мечтает свернуться в колючий клубок. Говорить на эту тему оказалось еще тяжелее, чем она предполагала.
— Ну… они это делали для того, чтобы я могла сражаться.
— Сражаться? — переспросил киакдан и замолчал. Видя, что Пакс не собирается ничего больше рассказывать, он продолжил за нее:
— Значит, участвовать в бою тебе приходилось в таком состоянии, с едва затянувшимися ранами. А теперь ты и сражаться не можешь — это тоже их рук дело?
— Нет, — выдавила из себя Пакс и снова замолчала. Киакдан вздохнул.
— Попробую-ка я заняться одним из этих рубцов, — сказал он. — Учти, может быть больно.
Он взял ее за руки. Через мгновение одна рука Пакс онемела от холода, а вторая разогрелась, будто в лихорадке. Ощущение было странное и неприятное. Пакс бросила взгляд на лицо колдуна. Он ушел в себя и, казалось, ничего не замечал вокруг. Неожиданно от запястья до плеча Пакс пробежала волна такой острой боли, что она, не выдержав, застонала. Бросив взгляд на запястье, она увидела, что шрам потемнел сильнее, чем раньше. Затем боль прошла, и взгляд киакдана снова сфокусировался на лице Пакс.
— А ведь эльф был прав, — сказал он. — Эти заколдованные раны полумерами не залечишь. Пытался он лечить тебя целиком?
— Он сказал, что его сил и знаний не хватит на это. У него были друзья, которые смогли бы попытаться, но…
— Понятно. Паксенаррион, учти: лечение будет трудным и долгим. Мне надо вывести из твоих ран весь колдовской яд. Если сможешь потерпеть боль еще немного, то твое тело наберется сил для истинного лечения. Потерпишь?
Пакс не без труда улыбнулась.
— После стольких-то месяцев — почему ж не потерпеть? Какое-то подобие улыбки появилось и на лице колдуна.
— Вот и хорошо. А теперь давай дальше. Перейдем к тому, из-за чего ты была готова расстаться с жизнью. Что еще с тобой сделали?
— Что, рассказывать прямо сейчас? Обязательно?
— Я думаю, время пришло. Это лечение потребует огромных сил от нас обоих. Мне нужно знать все о тебе, все, что с тобой не так, какие резервы остались в твоей душе и в твоем теле. Мы не должны упускать ничего.
Тут киакдан встал и как ни в чем не бывало начал убирать со стола. Пакс по-прежнему сидела неподвижно и молча следила за ним. Сметя со стола крошки и высыпав их на подоконник подлетевшим птицам, киакдан обернулся к ней и сказал:
— Может быть, тебе будет легче поговорить вне стен дома? Давай прогуляемся по лесу.
Целый час они. шли по роще молча, и лишь затем Пакс заговорила. Она повела рассказ с самого начала, со своих первых дней в Фин-Пенире. Когда они вернулись к жилищу колдуна, солнце стояло уже высоко. Но именно сейчас, в яркий теплый полдень, стало особенно заметно, каким холодным сумрачным местом была поляна, примыкавшая к дому. Пакс невольно сбилась, потеряла нить рассказа, а затем и вовсе замолчала. Киакдан не торопил ее. Лишь журчание родника нарушало тишину на поляне, до тех пор пока Пакс, собравшись с мыслями, не продолжила свой рассказ:
— Я не могла ничего, не могла даже произнести имени Геда, не могла обратиться к нему с мольбой о помощи. Это я запомнила. Сначала я пыталась… точно-точно, я помню, как пыталась молиться, а затем… мне было не произнести, не вспомнить его имени. И мне приходилось сражаться. Стоило мне очнуться, как они окружали меня со всех сторон, и я должна была вступать в бой.
