— Такая мысль уже высказывалась, — мрачно сказал Томах. — Мне лично больше нравится выдвинутая Ромашиным идея глобального галактического поля совести. Все, что мы, люди, делаем, — отражается и преломляется в космосе и возвращается к нам обратной связью в качестве тех самых «психологических этюдов», о которых вы так пренебрежительно отзываетесь, то есть в качестве напоминаний: нельзя быть равнодушным к последствиям своих действий, слишком часто мы обжигаемся на этом; нельзя быть равнодушным к красоте, ибо в результате мы теряем ценнейшие качества души; нельзя быть равнодушным к чужой боли, потому что в этом случае мы в конечном итоге становимся равнодушными к самим себе.
Бассард усмехнулся.
— Ты, Станислав, co своей «теорией равнодушия» становишься в управлении притчей во языцех.
— А знаете, Генри, — сказал Спенсер, усмехаясь в свою очередь, — я с вами не соглашусь.
Бассард промолчал, у него был свой метод доказательства правоты.
— Считаю, что вы действуете правильно, — продолжал Спенсер, не меняя позы. — Но до конца ли вы представляете всю важность открытия Наблюдателя? И те последствия, которые нас ожидают в результате неправильной оценки событий?
В комнату вместе с молчанием вполз зябкий туман тревоги. От стен повеяло холодом и неуютным ощущением скрытно присутствующего среди них Чужого, словно Наблюдатель знал о встрече и встроил свое «зеркало» в одну из стен.
— Может быть, стоит перестраховаться? Дать по всем секторам общий «Шторм», объявить поиск Наблюдателя?
— Экстренные меры для перестраховки не годятся, — покачал головой Морозов. — Прямой угрозы человечеству нет, да и не верю я в то, что такое возможно. Не исключаю, но не верю. Генри может меня упрекнуть в ненаучности моей веры, — Морозов слабо улыбнулся, — но она тоже рождена из фактов. Несмотря ни на что, человечество существует и намерено существовать и впредь!
— Хорошо. — Спенсер встал. — Я тоже верю, в людей в первую очередь. Действуйте, как сочтете нужным, но информируйте меня обо всех новостях. — С этими словами он исчез: присутствовал руководитель УАСС визуально, как и Бассард, «испарившийся» следом.
— Я помню его выступление на контроль-отчете полгода назад, — сказал Томах. — Тогда он был против «Шторма».
— Он и сейчас против, потому что понимает — «Шторм» мало даст нам в сложившейся ситуации, — прищурился Богданов. — Эта форма тревоги хороша для предотвращения катастрофы планетарного масштаба и выше, но никто из ее разработчиков не рассчитывал на вмешательство разума, опередившего нас, по крайней мере, на тысячу лет.
— Глобальные проблемы надо решать на свежую голову, — сказал Керри Йос и тронул пальцем сенсор: кабинет принял вид кусочка амазонской гилеи, влажно-тропического леса. — Даю вам сутки отдыха. Завтра подключу ребят из отдела Шалвы и пограничников, они сделают машинный анализ вашего путешествия, а через пару дней вернется «Тиртханкар» и привезет сведения о «перевертышах» на планетах Суинберна. После этого будем пробиваться в Совет с нашими заключениями и рекомендациями. Да-а… — вдруг задумчиво протянул он. — Хотел бы я побывать на этой вашей «Красной книге»! Знать бы, где, у какой звезды вращается эта планета. Может быть, она расположена где-то рядом?
Филипп молча попрощался с Богдановым, торопившимся домой, и остался в зале метро вдвоем с Томахом.
— Ты в медцентр? — Станислав искоса посмотрел на товарища.
— Не знаю… — пробормотал Филипп. — Может быть. Боюсь я туда идти, Слава.
Томах едва заметно улыбнулся.
— Интересное признание. Боишься — не ходи.
Филипп хмуро посмотрел на него.
— Тебе легко говорить. А ты бы пошел?
— Я? — Глаза у Томаха похолодели. — Я не упустил бы своего шанса еще пять лет назад. Не обижайся, но это правда. Ну, пока?
— Я не обижаюсь. — Филипп опустил голову, потер лоб. — Подожди, еще вопрос, у Керри я постеснялся спрашивать. Мы согласились, что проникновение человека в дальний космос начинает притормаживать Наблюдатель, так? Но если он так силен и вездесущ, а мы так порочны и бездумны, почему же, образно говоря, он не «захлопнет дверь космоса» перед нашим носом?
Станислав с минуту размышлял, посматривая сквозь прозрачную стену станции метро на веселое око солнца в океане сини, потом мягко обнял Филиппа за плечи.
— Видимо, он надеется на нас. Понимаешь? Он верит, что мы сами справимся со своими слабостями, сами в состоянии управлять своей историей.
Филипп мастерски посадил пинасс на белый снежный пятачок между красной кирпичной стеной и шеренгой молодых лип и бесшумно выпрыгнул из кабины на снег, оставив зажженным желтый огонек — предупреждение, что такси занято.
Вечерело. Парк, расчерченный безлистыми деревьями, как рисунок тушью, был погружен в полутьму и тишину, и теперь стало видно, что он недостроен: птицы еще не успели его обжить.
Проваливаясь по колено в сыпучий снег, выпавший совсем недавно, вдыхая холодный, чистый до головокружения воздух, Филипп пробрался к стене, недоумевающе оглядел ее — кладка выглядела чересчур древней — и, опираясь на руку, перемахнул на другую сторону. Только теперь, попав сюда второй раз, он смог рассмотреть дом Ребровых. Выстроенный в стиле древнекорейской пагоды, дом стоял перед ним молчаливый и темный, как и парк вокруг. Не надо было даже проверять, чтобы удостовериться — никого в нем сейчас нет.
Филипп приуныл, задумчиво прошелся по дорожке, очищенной от снега: автоматика дома исправно несла службу и в отсутствие хозяев.
Как и все специалисты с высоким коэффициентом социальной значимости, Май Ребров имел право на постройку отдельного дома в любом уголке земного шара. Не все из них пользовались своим правом, предпочитая селиться с друзьями в общественных домах, снабженных к тому же всеми чудесами современной бытовой техники, но Ребров, по мысли Филиппа, использовал свое право с лихвой.
— Так! — сказал инспектор сам себе, усаживаясь на ступеньки мансарды со стороны главного входа, не замечая укусов мороза: начало марта на Курилах — это еще зима, причем зима без всяких там легкомысленных солнечных дней и оттепелей, и вечером шестого марта две тысячи двести восемьдесят первого года мороз на Симушире стоял нешуточный — минус двадцать четыре по Цельсию.
«Где же они могут быть? — подумал Филипп, включая тепловой обдув воротника; уши сразу перестало щипать и на затылок пахнуло приятным теплом. — Аларики нет ни в медцентре, ни на Луне, в Институте видеопластики. Реброва нет ни в Москве, ни в спортцентре, ни дома. Запросить диспетчера управления? У них-то уж наверняка есть координаты Аларики, особенно если она дежурит. Но не хотелось бы терять преимуществ неожиданности. А может быть, она не ждет меня так рано?»
Перепрыгнув полутораметровую стенку уже без помощи рук, Филипп отыскал пинасс и рванул навстречу снежному заряду, спешно перебрасываемому метеопатрулем в океан.
Через час он добрался до метро Южно-Сахалинска, введенного в строй всего месяц назад, и перенесся в Москву. Еще через четверть часа он стоял перед дверью квартиры Ивара Гладышева, досадуя на себя, что не догадался позвонить ему раньше.
