В доме женщина преображалась, становилась хозяйственной, внимательная, любящей и послушной женой. Любила ли она мужа? Сама не знала. Харитон у нее был первый и единственный мужчина. А то, что он старше ее на двенадцать лет и на полголовы ниже ростом, разве в этом счастье. По колымским меркам они жили шикарно. Все в дом. «Придурки», работающие в бане транзитной тюрьмы, вещи нового пополнения обыскивали и прощупывали. Деньги — себе, лучшее — хозяину. Несколько суток требовалось для вытряски вещмешков и карманов, распарывания подкладок под присмотром личной охраны Челданова. Проверенное барахло кидалось в костер, добыча складывалась в мешки. Добычей и письма с фотографиями считались, Лиза по ним личные дела заводила. После формирования этапа и распределения по лагерям к дому полковника подгоняли пару грузовиков с добром, неделями его разбирать приходилось. И если честно, то Белограй ценил не столько уникальную память Челданова, сколько архив, скрупулезно собираемый его женой. Эта она выделяла из этапа самых интересных, по ее мнению, людей и давала рекомендации мужу, на какие работы кого посылать, кого беречь, кого уничтожать. Подлежащие ликвидации отправлялись на закрытый рудник по добыче уранита. Человек работал там двадцать дней, потом у него выпадали волосы, зубы, отделялось мясо от костей, кровь шла носом и из ушей, и его сбрасывали в глубокий колодец. Колодцы заполнялись быстро и их заваливали камнями. Руда считалась бесценной, но Белограй больше не мог так расточительно использовать живую силу и на свой страх и риск закрыл рудник. Какое-то время туда еще посылали безнадежно больных, но тягать тачки с рудой дохлики были не в силах.
Много грехов лежало на душах супругов Челдановых. Поставь их к стенке, вся Колыма зааплодировала бы так, что вечный снег с сопок обрушился. Но только одному Белограю был известен подвиг полковника и его жены.
Случилось это осенью. Из Москвы прилетели два самолета за второй партией золота. Недотягивали до плана. Белограй предупредил об этом Петренко, но даже все силы, брошенные на прииски, положение не спасли. Не хватало триста килограммов.
В штаб явился Челданов:
— Товарищ генерал, положение поправимо. Нехватка составляет шесть килограммов триста граммов. Прошу принять груз и задержать вылет самолетов на сутки. Требуется срочная дробилка, в отдельных случаях переплавка, а затем перетряска всей партии для равномерного распределения.
Белограй ничего не понял. Во дворе стоял грузовик с открытым бортом.
Он вышел к машине, забрался в кузов, где лежали холщовые мешки, вскрыл один из них. И глазам своим не поверил. Мешок был набит золотыми изделиями. Нательные крестики, цепочки, обручальные кольца, броши с выковыренными камнями, перстни, золотые коронки, которые урки выбивали у контриков во время этапа, и горы других мелочей. Белограй все понял. Сколько лет понадобилось полковнику, чтобы собрать триста килограммов золота? Уму непостижимо. Такой жест равносилен признанию. Сказать спасибо он не мог. Преступление налицо. А кто тут не преступник?.Впрочем, они себя таковыми не считали. Они исполнители преступных приказов, палачи. Ставить полковника с женой к стенке — глупость, но не орден же давать. Генерал промолчал.
Сумасшедший план 49-го года был выполнен, совершилось чудо. На пороге стоял 50-й. Второго чуда не случится, Дальстрой переживал предсмертную агонию. Здание геологоразведывательного управления в Магадане опустело, все ушли в экспедицию. Отрыли еще три месторождения олова и ни одного золотого. Олово гнали в центр во время войны — стратегический металл. Сейчас требовалось золото. Стучать кулаком по столу и топать ногами бессмысленно. Местное начальство — люди бывалые, на вещи смотрели трезво, мечтать не умели, в сказки не верили, романтичностью не отличались. Подвиги совершали только зеки, способные на чудеса. Они выживали там, где жизнь по определению невозможна.
Полковник долго отмокал в горячей ванне, приготовленной заботливой женой. Потом она его насухо вытерла и подала ватный узбекский халат. Жаль, бородка была рыжей, а не черной и тюбетейки не хватало, да и чай он пил не из пиалы, а из хрустального стакана в серебряном подстаканнике с портретом Сталина.
— Завтра поутру иду на доклад к Лютому. Нашел я ему моряков. Сколько их у тебя в картотеке?
— Сто семьдесят пять из живых. Данные за октябрь, — ответила жена.
— Уточни на сегодняшний день.
— Утром займусь. Сведений с нового этапа у меня нет.
— Сучьи прииски не учитывай, — предупредил Челданов.
— Что он задумал, Харитоша?
— Старый черт с «Михаила Калинина» у мыса Чирикова видел военный корабль. Похож на «Летучего голландца».
— Военный флот к нашим берегам не подходит. Скалы да рифы. А на востоке и вовсе места гиблые.
— Лютый Сорокина на разведку посылал. Завтра доложит. Если посудина на ходу, то ею управлять надо.
— Вот зачем ему морячки нужны! Бросит он нас здесь, Харитоша. Как пить дать, бросит.
— Нам-то что? За все в ответе Петренко. Живой еще. Подписи на документах его стоят. Белограй «и.о.» — и взятки с него гладки, пока Петренко жив, шкуру не снимут. Он каждый день запросы в Хабаровск посылает о состоянии здоровья Петренко. Мол, старый друг, беспокоится.
— На что же он рассчитывает? Японцам он не нужен, те на руинах сидят. В Китае коммунисты к власти пришли. Да и через Татарский пролив он на военном судне не пройдет. Там базы ТОФа стоят.
— Захочет, пройдет. Флаг Дальстроя вывесит, и дорога открыта. Моряки с Белограем спорить не станут, если только корабль не приписан к флоту. Вопросов задавать не будут. У нас в порту полно списанного железа. Адмирал Юмашев снимал вооружение с катеров и тральщиков и сдавал их нам.
— Не путай одно с другим, Харитоша. Скоростные суда списывались и передавались в учебные отряды. О каком корабле идет речь?
— Не знаю, Лизок. Не знаю. Но думаю, о таком, который до Аляски дойти сможет.
— Бог ты мой! Утопия!
— К весне мы больше тонны золота не наскребем, и это уже не утопия. Белограй с дрожью ждет курьера из Москвы. Меньше прежнего они не запросят, тут и к гадалке ходить не надо. За невыполнение постановления Политбюро — расстрел, щадить никого не будут, первыми шлепнут Петренко, Белограя и меня. Черт с ним. Давно готов. И так лишних лет пять небо копчу. Как мне тебя из клетки вызволить? Мы ведь не венчаны и в ЗАГСе не отмечались. Может, тебя в Хабаровск переправить?
— Расстреляют не расстреляют, на ромашке гадать не станем. А то, что без меня ты здесь пропадешь, я твердо знаю. Другой надо искать выход.
— Рассуждения летящего со скал в море ангела с обрезанными крыльями. Внизу рифы оскалились острыми клыками. Поздно руки к небу тянуть, бог нас не видит за толщами черных туч.
— Выход всегда есть, Харитон! Не верю я в бога, спилась бы давно, как многие девчонки с моего замеса. Ты мужик сильный, слабинки ни в чем себе не давал, поэтому и я выстояла. Белограй тебя не бросит, в одном ряду пойдете.
