Генерал Белограй пригласил Лизу на вальс. Странно было это видеть, но Лютый, с его тяжелой косолапой походкой, прекрасно танцевал — легко и красиво. Сколько масок носил этот человек! Суровый молчун, вызывающий у окружающих содрогание, сегодня улыбался, осыпанный конфетти и связанный серпантином. Таким его еще никто не видел.
— Я тобой доволен, Елизавета Вторая. Новогодний вечер удался. Выношу тебе свою личную благодарность с занесением в личное дело.
Жена полковника Челданова расплылась в улыбке, обнажив белые ровные зубы. Не так важна благодарность, как титул новой императрицы Колымы. Время Александры Четвертой кончилось. Она покинула Колыму вместе с ушедшим в отставку Никишовым, и ее местонахождение никому по сей день не известно. Пришла новая эра, а с ней и новая императрица. У Белограя не было ни жены, ни подруги, и титул достался жене его заместителя. Сам он пережил всех «правителей» Колымы, оставаясь при них серым кардиналом. Эта роль его устраивала. Ответственные документы подписывались начальником Дальстроя, но составлял их Белограй и всегда гнул свою линию. Перед историей он был чист. Сколько новых начальников переживет Колыма, никто не знал, а Белограй один такой.
Кружась в вальсе, он заметил скромную красивую женщину, стоящую в сторонке и с умиленной улыбкой смотрящую на танцующих.
— Как я понимаю, Елизавета Степанна, здесь нет ни одного человека, которого вы бы не знали?
— Конечно, Василий Кузьмич. Все прошли через мое сито.
— Харитон на вас молиться должен. Он, наивный, думает, будто я не знаю, кто картотеку создавал. Вы же по профессии историк-архивист, подошли к делу профессионально. А Челданов начинал свою карьеру в Первой конной совсем еще мальчишкой. На образование времени не нашлось, для него перо в руках тяжелее шашки. Спасибо вам, грамоте полковника обучили.
Возражать не имело смысла, Белограю врать нельзя. Он человека насквозь видел. Лиза промолчала, вот только улыбка ее немного потускнела. Генерал решил сменить тему. Он дал понять местной королеве красоты, что ценит ее и уважает. Услышать от такого человека высокую оценку имели честь немногие.
— Кто эта женщина в сером платьице, притаившаяся в уголочке?
Лиза посмотрела в ту сторону, куда кивнул генерал, и увидела красивую женщину лет тридцати. В первые секунды у Лизы вспыхнуло чувство ревности, но она тут же успокоилась. Белограй обратил внимание на женщину — уже событие из ряда вон выходящее. Но предмет внимания генерала отбывала срок на Колыме, а значит, не соперница.
— Врач из больницы Бохнача. С 43-го у нас. Фронтовой хирург. Илья Семенович от нее в восторге. Червонец ей влепили, плюс пять лет «намордника». Сама из Ленинграда, на фронт ушла добровольцем, участвовала в Сталинградской битве, награждена двумя боевыми орденами и медалью. Капитан медицинской службы. Ныне зека И-3217. Я ее заприметила на перегоне в Бутугычаг, их гнали в женскую каторжную зону на Вакханку, что за перевалом. Неудачный жребий ей достался. В пути у одной бабы выкидыш случился, она ее спасла. Жизнь сохранила, тем и привлекла к себе внимание. Выяснилось, что у нее высшее медицинское образование. Я ее сняла с этапа и переправила в городскую больницу. Тогда еще центральная даже не строилась. Выносливая девочка. Вояки все выносливые.
— Как зовут?
— Варвара Трофимовна Горская.
— На чем засыпалась? Донос?
— Самодонос, Василь Кузьмич. Письмецо домой отписала. Оно попало особистам, а те свое дело туго знают. В письме ничего особенного, оно к делу подшито. А вот с обратным адресом напортачила. Буковку одну в спешке пропустила. Обратный адрес начинался так: «город Сталингад». Кто же ей такое простит? Хорошо еще сразу к стенке не поставили: раненых слишком много было. Как только группировку фельдмаршала Паулюса взяли в кольцо, Горскую отдали под трибунал. До Москвы гнали вместе с немцами, а потом — в телятник и во Владивосток.
— Давно я не был в центральной больнице. Спецотделение там еще существует?
— С камерами-одиночками?
— Правильно поняли.
— Десять одиночек с решетками и стальными дверьми. Половину третьего этажа занимают. Бохнач просит разломать перегородки и сделать одну общую палату на весь этаж, места ему не хватает. Он прав, на этой площади можно сорок коек поставить. Тем более что больница обнесена частоколом и колючкой.
— Повременим пока. Я сам навещу больницу. Распорядитесь освободить все одиночки и к моему приезду дезинфицируйте этаж.
— Будет исполнено, Василь Кузьмич.
Танец кончился. Белограй прошел в соседний зал, где были накрыты столы, и выпил водки. Не один, конечно. Каждый лез со своей рюмкой. Где еще встретишь генерала, не занятого делом. Жалобы, просьбы, записочки, доносы — все отметалось на корню, принимались только тосты и поздравления. Рюмками генерала не свалишь, а фужерами на людях пить водку не удобно. Тостов много, водки мало, пришлось вернуться в танцзал несолоно хлебавши.
Оркестр играл фокстрот, Варя Горская стояла на том же месте и от неожиданности вздрогнула, когда к ней подошел здоровенный дядя в бостоновом костюме. Белограя она видела впервые и кто ее пригласил на танец, понятия не имела. Мужчина солидный, с военной выправкой, широкоплечий и немного смущенный: ему проще бойцовые турниры с косолапым Добрыней устраивать, чем женщину на танец пригласить.
Он положил ей руку на хрупкую талию и вывел в центр зала. Варя тоже смущалась. Она уже не помнила, когда танцевала в последний раз. Неуклюжий громила танцевал очень легко, и она перестала беспокоиться за свои ноги. Похоже, их не отдавят и не испортят чужие туфли, взятые напрокат. Спасибо Лизе Мазарук, она привела женщин из числа осужденных на свой личный склад, где от обилия платьев, обуви и чулок глаза разбегались. Женщинам разрешили одеться на свой вкус и по своему размеру. Елизавета Вторая и не собиралась отбирать у них наряды, но только они об этом ничего не знали. И к чему им высокие каблуки да чулочки на пятидесятиградусном морозе?
— У вас есть какие-нибудь жалобы, Варвара Трофимовна? Могу посодействовать.
То, что ее назвали по имени, не удивило. На шутку смахивало.
— О каких жалобах может идти речь, если раны больным бензином протирают.
— И это в центральной больнице?
— А чем она лучше других? Названием и количеством больных. Это в больницах Москвы полы паркетные, а врачи анкетные. О медикаментах и лекарствах мы не мечтаем, а вот целебные травы в Якутии произрастают повсеместно. Тайга — лекарственный кладезь. Нам бы партию травки полезной собрать, мы тысячи людей на ноги поставим.
— Самолета хватит?
— Воза хватило бы на безрыбье. Кстати о рыбе. Трески в Охотском море хватает, а рыбьим жиром дистрофиков на ноги поднять можно. Тоже не проблема. Все вольные рыбным промыслом заняты. С «материка» мы помощи давно не ждем, почему же не использовать собственные ресурсы? Самолеты свои есть, якуты — охотники отменные, травы знают. Шаманов своих природной аптекой обеспечивают и нас мешками завалить могут. У чукчей олений кумыс есть, он туберкулез лечит. Они-то из него самогонку гонят и брагу настаивают. Уж лучше на дело его пускать, чем на пьянство.
