Он подхватил Челнок, сумку, быстро расплатился с недовольным хозяином, пока тот не понял, что второй гость неизвестно куда исчез, и вышел на улицу. Ему следовало торопиться: Тюржи мог проснуться и отправиться по своим делам, тогда неизвестно, что могло случиться с ним и планами Сайласа. К тому же теперь лорд начал опасаться даже собственной тени. Ведь кто угодно мог оказаться чужаком. Вон та торговка рыбой или эта гулящая девица, невесть почему так рано отправившаяся на свой промысел. Вдруг он вспомнил, что его могут опознать как колдуна, и второй раз уйти ему уже не удастся. «Нужно срочно изменить внешность», — решил лорд и отправился к лавке портного.
Через несколько часов по улице важно вышагивал богато одетый вельможа, при виде которого простолюдины и торговцы склоняли головы ниже, поэтому никто не мог и предположить в знатном человеке колдуна, которого чуть не растерзали недавно на площади. Сайлас важно посматривал на прохожих, а сам мучительно пытался вычислить Эллину и ее приспешников.
«Это не ты и это не ты, но ты где-то рядом, я чувствую», — думал он.
Так он добрался до улицы, где жил объект его внимания — Тюржи. Поднявшись по узкой лестнице и постучав в дверь, Бонсайт услышал бодрое: «Войдите!» Он вошел и был встречен хозяином, на лице которого не только не было видно никаких следов вчерашней попойки, напротив, он был жив и весел, как птичка.
— Вы что-то хотели? — спросил Тюржи, не узнавая своего давешнего собутыльника.
— Ну вот, — с притворной обидой, падая в кресло, сказал Сайлас. — Еще вчера друзья не разлей вода, а сегодня и нос воротим?
— Бог ты мой! — наконец признал его Робер. — Я в жизни не узнал бы вас в этом богатом господине. Куда это вы так вырядились?
— У меня были некоторые неприятности на площади, — беспечно ответил лорд. — Пришлось переодеться, чтобы меня не узнали.
— А я смотрю, денежки у тебя водятся, — смеясь, перешел на «ты» Тюржи, у которого тоже неоднократно возникали «неприятности» на площади, на улице, в харчевне, а также во многих других местах. — За это я люблю тебя еще больше. У меня таких вещей не бывает. Выпьем!
— Постой, — остановил его Сайлас, в намерения которого не входило напиваться каждый вечер, а особенно сегодня. — Нам нужно поговорить.
— Да брось, — попытался отвертеться от всяческих разговоров Тюржи. — Сначала выпьем, а все разговоры потом.
Но Бонсайт насильно усадил его в кресло.
— Сначала послушай меня, а потом будем веселиться, если ты уж так хочешь.
Сайлас встал и прошелся по комнате, Тюржи смотрел на него с недоумением.
— Я случайно знаю, только не спрашивай, откуда, но знаю совершенно точно, что тебе грозит смертельная опасность. Она тем страшней, что неизвестно, откуда она придет и в какие формы выльется. К тому же сегодня на улице я видел человека, который умер от чумы. В Париж пришла смерть. Она не пощадит никого. Единственный выход из этой ситуации, какой я вижу, — это немедленно покинуть столицу и уехать куда-нибудь в деревню. Я понимаю, что ты плохо знаешь меня, говорю я не очень убедительно и не могу привести никаких доказательств для своих слов, но ты должен поверить мне.
Тюржи смотрел на Бонсайта с легкой усмешкой, которая, по мере того как последний говорил, превращалась в жесткую и недобрую.
— Ты абсолютно прав, — выслушав все, что хотел ему сказать Сайлас, произнес он, — я совсем тебя не знаю. Но даже если бы ты был моим родным братом-близнецом, то и тогда не мог бы указывать мне, что делать.
Он резко поднялся на ноги.
— И уж точно я не побегу от призрачных опасностей или от реальной смерти. А ты, если хочешь быть моим другом, то пойдем и напьемся. А если собираешься бежать в деревню, то скатертью дорога. Я тебе не попутчик.
Он выжидающе посмотрел на лорда. Тот плюнул с досады, но, понимая, что он или согласится с Робером, или отправится восвояси, кивнул головой, и они вышли из захламленного обиталища поэта.
По дороге Тюржи болтал, приставал к проходящим девицам и вообще вел себя так, как будто не было никакого разговора. Сайлас, досадуя на себя и на него, в то же время не мог не поддаться неукротимой веселости, которая, судя по всему, была единственным способом существования поэта в этом мире.
Вечер опять прошел в бесшабашном веселье. Тюржи познакомил Сайласа с некоторыми своими друзьями, такими же отчаянными шалопаями, как он сам. Было много вина, песен и дурацких выходок. Поздней ночью они возвращались домой к Роберу, в круговерти этого дня Сайлас так и не успел присмотреть себе жилье.
Весело распевая песни, они шли по мокрой после дождя мостовой, освещенной ярким лунным светом. До дома Тюржи оставалась буквально сотня шагов, когда полувздох, полухрип донесся до их ушей. На дорогу из ближайших дверей на улицу выползла человеческая фигура. Гуляки моментально отрезвели, столь ужасно и фантасмагорично выглядело это явление в призрачных лунных лучах.
— Спасите, — прошептало существо.
Сайлас с Тюржи подошли поближе. На мостовой в луже, наполненной отражением луны, лежала небогато одетая женщина. Ее лицо было обращено к небу, блестели белки глаз, она была мертва.
— Как же это, — растерянно сказал Робер. — Ведь она только что говорила…
— Так бывает, — хмуро ответил Сайлас. — Не вздумай подходить к ней близко, а тем более прикасаться. Стой здесь, отойди подальше от нее и стой на месте. Не вздумай подходить! Я сейчас.
Бонсайт зашел в дом, из которого появилась больная. При неясном свете огарка свечи он увидел на постели мертвого мужчину, лицо его было искажено, из угла рта вытекала тонкая струйка крови. Платок, лежавший рядом, был весь в кровавых пятнах. «Умер буквально только что», — с тоской подумал Сайлас. Он был привит от всех возможных во времени инфекций, но все равно близость столь ужасной смерти пугала его до невозможности. Внезапно он услышал еще какой-то звук, в кроватке лежала маленькая девочка, она задыхалась, кашляла кровью, все ее лицо и тело пошло отвратительными красно-черными пятнами, было видно, что в самое ближайшее время она отправится вслед за родителями. Поддавшись острому приступу жалости к маленькому умирающему существу, Сайлас достал из-за пазухи тщательно спрятанную аптечку и приложил прибор к плечу девочки. Та вздрогнула от прикосновения холодного пластика и на мгновение пришла в себя.
— Кто вы? — спросила она. — Где моя мама? У меня болит…
Но сказать, что именно у нее болит, несчастная не успела, снова впав в забытье. Аптечка деловито жужжала, потом сделала несколько инъекций и равнодушно замолкла. Бонсайт спрятал ее под одежду и некоторое время смотрел, как лицо девочки приобретает нормальный цвет, а дыхание становится ровным.
— Как ты это сделал? — послышался за его спиной полный восторга и ужаса голос Тюржи.
— Черт тебя подери! — взорвался лорд. — Я же велел тебе стоять на улице и никуда не ходить! Ты что, хочешь закончить, как та женщина на улице?! Мало мне забот, еще следить за тобой, как за несмышленым ребенком. Если тебе сказали, стой и не двигайся, значит стой и старайся даже не дышать!
