— Черт бы тебя побрал! — в сердцах выругался он.
Кое-как натянув на себя одежду, Сайлас выскочил на улицу. Оглядев оба конца улицы, он не увидел никого, похожего на беглеца. «Что он задумал? — лихорадочно соображал лорд. — Пойти к попам? Подать жалобу на скрывающегося у него дома колдуна? Мог? Конечно, мог. У этих людей в голове полная каша из мистики и религии. Или решил напиться от переизбытка информации? А может, решил уйти из города, не связываясь с таким подозрительным типом, как я? И где его теперь искать?»
Для начала он решил заглянуть на рыночную площадь и в любимую Тюржи харчевню «Трюмильер». Может, он решил пообщаться на тему происшедшего с кем-нибудь из приятелей? Чуть ли не бегом Сайлас направился к харчевне, на ходу пристально всматриваясь в прохожих. В глубине души он не исключал возможности, что Робер каким-то образом все-таки оказался в руках, а точнее, в щупальцах Эллины. Он не знал, что он хочет увидеть, если они им уже завладели, но надежда, как известно… «Трюмильер» была закрыта, и, как Бонсайт ни стучал, на стук никто не вышел. Ему показалось, что и на улицах стало меньше людей. Хотя, может быть, это было только игрой его воображения. Он бродил по улицам до вечера. За это время он видел несколько явно больных людей, которые еще и сами не осознавали, что больны. Эпидемия набирала силу. На рынке шептались, что в каком-то монастыре недалеко от столицы за одну только ночь умерли все монахи — 700 человек. В воздухе помимо заразы витал нарастающий страх. Не найдя Тюржи, под вечер Сайлас решил вернуться на его квартиру, передохнуть, а с утра начать поиски по новой.
Когда он вошел в квартиру, то сразу почувствовал чье-то присутствие. Было очень жарко натоплено, и в воздухе витал аромат жаркого. Сам хозяин сидел в кресле у камина и поджаривал над огнем кусок мяса. Он посмотрел на вошедшего и молча опять повернулся к огню. Сайлас снял плащ и сел в кресло напротив Тюржи. Тот все так же молча подвинул к нему тарелку с жареным мясом и белый хлеб. Бонсайт налил себе вина и принялся за еду. Так они молчали, пока Сайлас не пообедал.
— Я был в городе, — наконец сказал Робер, глядя на обугливающийся кусок мяса. — Я ходил в пригороды. Там уже умирают.
Сайлас встал и осторожно забрал из его рук шпажку с горелым куском, после чего уселся обратно на свое место и стал ждать продолжения.
— Я не знаю, кто ты и что тебе нужно, но ты смог вылечить ту девочку… Может, ты сможешь вылечить и остальных?
— К сожалению, мои возможности ограничены, — невольно отводя глаза, сказал Бонсайт. — Я могу лечить только иногда. Поэтому…
Он развел руками. Тюржи помрачнел еще больше.
— Ты должен подумать о себе. Ты должен уехать из Парижа, — вернулся к теме Сайлас, но Тюржи как будто его не слышал. Он о чем-то напряженно думал.
— А остальные? — наконец спросил он. — Что будет с остальными?
— Большинство погибнет. Это неизбежно. Не могут же все уехать из города. Тогда болезнь последует за ними. Лекарства от чумы у вас нет. Так что случится то, что должно случиться, — резко ответил лорд. — Но ты можешь спастись. Я говорю: перед тобой большое будущее и большие задачи.
Но Робер опять будто не слышал его.
— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Я видел умирающих детей, женщин. Одна девушка совсем больная, полубезумная, бросалась к прохожим, пыталась хватать их за руки, за одежду, но они шарахались от нее, отталкивали… Одна тетка толкнула ее прямо в грязь, и девушка так и осталась там лежать, видимо, обессилев. А люди обходили ее, стараясь не смотреть в ее сторону. Я должен что-то сделать, я не могу просто сбежать и оставить мой город гибнуть, какой бы он ни был. Это мой город, и я люблю его. Я остаюсь.
— Но пойми, ты ничего не сможешь изменить. Это не в человеческих силах. Ты зря погибнешь, — с отчаяньем, видя бесплодность своих усилий, сделал еще одну попытку Сайлас.
— Я смогу говорить с ними. Смогу утешить их в горе. Могу хоронить их, в конце концов! — воскликнул Тюржи. Глаза его горели. В возбуждении он вскочил на ноги и быстро заходил по комнате. — Каждый в беде нуждается в утешении, нуждается в сознании того, что он не один. Ты сказал «не в человеческих силах», а в твоих? Можешь ли ты помочь им хоть чем-нибудь?
Он остановился перед Сайласом, с надеждой глядя ему в глаза. Тот хмуро уставился в пол. Он не знал, что ему делать в этой ситуации. Если бы речь шла только об осуществлении его плана, он плюнул бы на Тюржи — пусть загибается в этом воняющем городе, если хочет. Одним элементом больше, одним меньше — не столь важно. Ну а если этот поэтишка, который сейчас пылает факелом от собственного патриотизма, и есть именно та самая ключевая точка, которую ищет Эллина? Ведь может быть, что от него зависит сама судьба человечества. Но что же делать? Переубедить его, судя по всему, не получится, стукнуть по башке и тащить на себе по улицам? Бред. Предотвратить заражение не получится — сыворотка действует, только когда инфекция уже проникла в организм. «Значит, нужно быть постоянно рядом, — решил Сайлас. — И при первых признаках болезни сделать укол». Приняв решение, лорд решительно поднял глаза на Тюржи.
— Вылечить всех я не смогу. Никто не сможет. Болезнь очень заразная, поэтому единственное, что мы можем сделать, — это постараться предотвратить распространение заразы. Суть в том, что нужно изолировать заболевших от еще здоровых. Уничтожать вещи, принадлежавшие больным и умершим. В общем, сократить до минимума контакты носителей инфекции с остальным населением, — пока он говорил, в его голове выстраивался план мероприятий по реализации карантинных мер.
Тюржи смотрел на него с почти священным трепетом и даже не спросил, что такое «инфекция».
— А зачем изолировать? — спросил он. — Ведь всем известно, что чума происходит от миазмов, находящихся в воздухе. Я читал об этом еще у античных авторов. Да и в мае прошлого года наш медицинский факультет издал отчет, сейчас я найду, он где-то здесь…
Тюржи начал лихорадочно копаться в бумагах, сваленных на столе.
— Вот, — наконец протянул он Бонсайту некий документ. Тот прочитал: «Мы заявляем следующее: известно, что в Индии и в странах Великого моря небесные светила, которые борются с лучами солнца и с жаром небесных огней, оказывают специально их влияние на это море и сильно борются с его водами. От того рождаются испарения, которые помрачают солнце и изменяют его свет в тьму. Эти испарения возобновляют свое поднятие и свое падение в течение двадцати восьми дней непрерывно; но, наконец, солнце и огонь действуют так сильно на море, что они вытягивают из него большую часть вод и превращают эти воды в испарения, которые поднимаются в воздух, и если это происходит в странах, где воды испорчены мертвыми рыбами, то такая гнилая вода не может быть ни поглощена теплотою солнца, ни превратиться в здоровую воду, град, снег или иней; эти испарения, разлитые в воздухе, покрывают туманом многие страны. Подобное обстоятельство случилось в Аравии, в Индии, в равнинах и долинах Македонии, в Албании, Венгрии, Сицилии и Сардинии, где ни одного человека не осталось в живых; то же самое будет во всех землях, на которые будет дуть воздух, зачумленный Индийским морем, пока солнце будет находиться в знаке Льва».
