— Они же его убьют, — сказал Бонсайт.
— Кого? Еврея? — невозмутимо отозвался Робер. — Конечно, убьют. Еврейские погромы не редкость. Если что-то происходит не так, нужно найти виноватого. А евреи — это так удобно.
— Неужели тебе их не жалко? — удивился лорд. — Ведь они тоже люди.
— Я ничего не могу сделать. Их не любят.
Тюржи поспешил дальше, для него тема была закрыта. А Сайлас в очередной раз удивился странностям психологии средневекового человека: не боясь заразы, пытаться спасать людей, утешать умирающих и при этом с полным спокойствием относиться к убийству, возможно, целой семьи, только за другое вероисповедание. В размышлениях он шел вслед за Тюржи. Они попали в квартал, в котором до этого не были. Улицы были пустынны, двери домов закрыты. Стояла полнейшая тишина.
Только полчища мух наполняли отвратительным жужжанием воздух. Тишина воняла. Сайлас подошел к одной из запертых дверей и силой рванул филенку на себя. Ужасающее зловоние вырвалось из открытой двери. Потревоженные мухи тучей взвились с трупов, валяющихся в помещении. Судя по всему, какая-то часть жителей собралась в одном месте и заперлась, надеясь укрыться от болезни. Здесь и застала их смерть. Сайлас с Тюржи открыли еще несколько дверей. Некоторые дома были пусты, а в других было множество умерших.
— Мне кажется, что кто-то наплел этим людям, что если они закроются в домах и будут жечь огонь, то чума не тронет их, — охрипшим голосом сказал Бонсайт.
Бледный до зеленоватого оттенка Робер только согласно кивнул головой. Его тошнило. Весь квартал был заполнен мертвецами. Казалось, никого живого не осталось. Вдруг в конце улицы хлопнула дверь. Сайлас бросился туда и увидел женскую фигуру, которая выбежала из одного из домов.
— Стойте! Подождите! — крикнул он.
Женщина обернулась, и Бонсайт узнал Эллину. Она была одета в черное платье, волосы взлохмачены, щеки расцарапаны — живое воплощение горя. Но выражение ее лица говорило совсем о другом, оно было довольным и даже каким-то сытым. Будто человеческие страдания питали и насыщали ее. Она остановилась и подняла руку с вытянутым средним пальцем в древнем оскорбительном жесте.
— Ты глуп, лорд Бонсайт! Ты так ничего и не понял! — крикнула она и бросилась бежать. Сайлас было рванул за ней, но вовремя опомнился, понимая, что голыми руками ему с ней не справиться. Да и в первую очередь следовало выяснить, что она делала в этом мертвом квартале. Пошатываясь от слабости, к нему подошел Тюржи.
— С кем ты разговаривал? — спросил он.
— Да, так. Показалось, — сквозь зубы процедил Сайлас. — Нам нужно проверить один дом.
Он направился к дверям, из которых, как ему показалось, выбежала Эллина.
Еще на подходе Бонсайт расслышал тихий детский плач. Он открыл дверь и в очередной раз ужаснулся, хотя казалось, что уже ничто не может его поразить в этом умирающем городе. В доме были дети. Множество детей. Почти все младенческого возраста. Казалось, что жители, перед тем как собраться на свои мрачные посиделки, отправили всех маленьких ребятишек в один дом под присмотр няни. Она тоже была тут, сидела в кресле и держала на руках младенца. Оба были мертвы, и уже давно. Было здесь и еще несколько маленьких покойников, остальные дети почти все были больны.
За спиной Сайласа, который, пораженный, наблюдал эту ужасную картину, тихо охнул Тюржи.
— Боже мой! Боже мой! — только повторял он. — Сделай же что-нибудь! — неожиданно набросился он на Бонсайта, хватая его за грудки и с силой встряхивая. — Спаси их! Ты же можешь!
Сайлас молча отцепил руки Робера от себя.
— Я ничего не могу сделать, — повернувшись к выходу, сказал он. — Пошли отсюда. Они обречены.
— Но ты же спас ту девочку! Чем эти дети хуже?! Чем они провинились перед тобой и перед Богом, если ты не хочешь помочь им?!
Сайлас только покачал головой, в этот момент сильный удар обрушился на его затылок. Бонсайт отключился, а когда пришел в себя, то сначала не поверил своим глазам. Возбужденный, с горящими лихорадочным блеском глазами Тюржи делал инъекции детям, пользуясь аптечкой, вытащенной у Бонсайта. Он начал с самых маленьких и при каждом порозовевшем личике издавал победный крик. «Ну конечно, он видел, как я пользовался аптечкой тогда, ночью. Ну и дурак же я. Невозможно остановить маньяка, который хочет спасти человечество», — устало подумал Сайлас.
— Нет! Нет! — неожиданно воскликнул Робер. — Почему она не действует?! Почему?! — бросился он к лорду, который сидел, прислонившись к притолоке.
— Сыворотка кончилась, — тихо сказал лорд.
— Сделай еще, — потребовал поэт. — Мы должны их спасти!
— Я не умею делать сыворотку, — также тихо ответил Сайлас. — А ту, что была, ты всю израсходовал. И если теперь ты заболеешь, мне будет нечем тебе помочь. Все напрасно.
— Я не верю тебе! — кричал Тюржи, бессмысленно тыкая аптечкой в предплечье очередного ребенка. — Спаси их!
— Я не могу, — сказал Сайлас, поднимаясь на ноги. Тюржи разрыдался, а лорд, подойдя к нему, забрал аптечку из ослабевших рук и вывел поэта на улицу. — Нужно сказать кому-нибудь, чтобы забрали детей и похоронили мертвых. Ты сделал все, что мог. А теперь нужно идти.
Они вышли на улицу и направились к центру города. Неожиданно в начале мертвой улицы показалась толпа людей с горящими факелами.
— Вот они! Хватайте их! — закричала женщина, возглавлявшая толпу. — Убийцы! Они убили детей! Они — пожиратели младенцев! Они пользуются детьми для проведения своих дьявольских ритуалов! Я видела, я знаю! Они убили и моего ребенка! Хватайте их! В огонь! В огонь!
Сайлас пригляделся и, почти не удивляясь, узнал Эллину. Она была живым воплощением горя и мести. Толпа яростно взревела и бросилась на них.
— Бежим! — крикнул Бонсайт Роберу, и они изо всех сил побежали.
Они неслись по опустевшим улицам, и в ушах у них стояли вопли преследователей.
— Давай сюда, — задыхаясь, крикнул Тюржи.
Они свернули на узкую улочку и забежали в какой-то дом. Робер тащил Сайласа за рукав, пока они взбирались по лестнице на второй этаж. Он постучал в дверь, но не получив ответа, просто толкнул ее, и она распахнулась. Они влетели в просторный холл, захлопнув за собой двери, упали на пол. Некоторое время оба прислушивались, но толпа, судя по всему, пронеслась мимо, не заметив их маневра. Они еще какое-то время полежали на полу, пытаясь восстановить дыхание и утишить сердцебиение. Первым поднялся на ноги Сайлас. Огромная квартира была пуста, но раньше здесь, скорее всего, собирались большие и веселые компании. Теперь в помещении царило полное запустение и кавардак. Мебель была перевернута, гобелены сорваны со стен, богатые портьеры изрезаны на полосы. Тут и там валялись предметы женского туалета.
— Здесь был лучший бордель в Париже, — с некоторым сожалением сказал Тюржи. — Такие девочки тут были… Закачаешься.
