— Это сигнал готовности к бою, — сказала Дождилика. — Папа научил Парусник всем сигналам капитанов Нанарбека.
Парусник лег набок, накренился, разворачиваясь. Заскрипели его суставы, и Дождилика схватилась за Навка. В иллюминаторах звездный полумрак прорезал багровый огонь Вечного Маяка Кораблей, горящего на Скут-полюсе. Внезапно этот фонарь погас — какое-то тело заслонило его, приближаясь к Паруснику. Кровавый ореол засветился по контуру пришельца, очертив его зловещей линией.
— А теперь будет самое страшное, — тихо сказал Навк.
Великий Мамбет, он же Последний Мамбет — Сатар, уцелевший после взрыва Пцеры, — нашел своих врагов, чтобы отомстить им.
Он не выжидал и не лавировал. Он несся прямо навстречу. Навк, видя, как приближается черное чудовище, почувствовал, что бессилен, что от него уже ничего не зависит, что Сатар атакует не людей, не двух ничтожных человечков, а призрак Кораблей. Навк понял, что бой будет вести Парусник.
Парусник вонзился в Сатара, как дротик вонзается в разъяренного дракона. Все его паруса взвились вверх, точно лебеди, вспугнутые с озерной глади. Мачты застонали, захрустел корпус, и огонь забурлил со всех сторон — синий мертвый огонь гибнущей плоти, что отвергла одухотворение. С огромным прораном в боку Сатар пролетел мимо. Тотчас мощный удар в борт отшвырнул Парусник. Корабль завертелся в вихре магнитных полей, танцуя на бурунах пространства. Вселенная колесом крутилась в глазах Навка. Свечи дальних галактик светящимися линиями процарапали небосвод. Другой удар — в днище — подбросил Парусник, и он взмыл вверх, застонав. Черная тень носилась где-то внизу. Красный огонь Вечного Маяка качался из стороны в сторону.
Но горящий фрегат Млечного Пути раздвинул завесу пыли, и в пустоте за кормой Парусника из глубины космоса всплыл ровный и мощный свет мириадов солнц. Словно мерцающий ветер наполнил паруса. Навк почувствовал, что нет ни боли, ни усталости, а радостью, отвагой и силой переполнена вся душа. Парусник, как драгоценность, заиграл в конусе света Галактики.
Сатар налетел снова, но словно меч рассек его на куски. Бесформенные клочья, извиваясь, отскочили прочь из млечного луча, слипаясь и переплетаясь. Навк почти физически ощутил рев обожженного чудовища. В вираже уклонившись от черного молота, Парусник снова загнал в затылок вепря острогу чистого света. На миг Сатар весь проявился из мрака — жуткая и омерзительная тварь, исчадие пустоты и злобы, страшная ошибка мироздания, дозволившего жить гигантскому мертвому ящеру.
Тяжелая пощечина вновь сбила Парусник, другая перебросила его обратно, и каменная палица протаранила днище, расплескав по волнам Скут-зоны легкие и звонкие щепки волшебных дариальских сосен. Со сломанными ребрами Парусник отпрянул в сторону, и солнечные стрелы впились в брюхо вплотную промчавшегося Сатара. Трепеща, Парусник снова выровнялся с врагом, но Навк знал, какая мука течет по его нервам. Дождилика обхватила голову руками, пытаясь противостоять боли корабля, но уже не было времени останавливать кровь. Ничто уже не могло остановить побоища. Кони безумия, кони возмездия неслись к пропасти.
Парусник и Сатар ринулись друг на друга. На миг, когда тьма клокотала в недрах света, когда свет кипел и бурлил, раздирая тьму, они застыли в равновесии. Капли их крови — огненные шары, сгустки сверхчеловеческой энергии — точно воробьи, запрыгали по пространству. Но враги вырвались из объятий друг друга. Пробитые, разорванные паруса корабля тянули его обратно в схватку. Все острые шпили — клотики мачт, концы рей и бушприта — стали точно копья фаланги, хищно вылетевшие из-за выпуклых щитов всклокоченного оперения Парусника. Черная туша Сатара обозначилась в галактическом мраке глубинным фиолетовым свечением изогнутых сабель — окровавленных когтей Мамбета.
Они сшиблись снова, и лязг и вой помутили огонь Вечного Маяка. Лучи секли, кромсали, рубили Сатара, серебряные молнии с широкими лезвиями разбрызгивались и ломались, переотраженные зеркалами стекленеющего пространства, а корпус Парусника трещал. Бизань сломалась пополам, а затем ее, как больной зуб, вращая, выдрало вон, разворотив корму, и отшвырнуло прочь, точно обглоданную кость.
Парусник вырвался из клешней Сатара, оставляя за собой кометный шлейф легких алых звездочек. Мачты его качались, и он, слабея, все заваливался набок, но упрямо выпрямлялся. Навк тоже слеп от потери сил, и тело его немело, но воля — последнее и ясное слово смысла — горела так же ярко, как цветок Вольтана в его ледяной ладони.
Ощеренный Сатар кинулся на Парусник, и Парусник уже не сумел отклониться от тисков вражеской ненависти. Клыки Сатара с треском вошли в плоть корабля. Свет Парусника померк, как костер, залитый водою, и только слабые язычки огня лизали металлические руки, раздирающие грудь корабля. Сатар сорвал паруса и сбил реи, словно ветви у дерева, а затем протащил последнюю мачту сквозь корпус, вырвав ее из днища. Стальные щупальца ударили в каждый иллюминатор, пробираясь внутрь.
Звездный спрут напрягся, пытаясь разломить Парусник надвое, как орех. Сметая и круша все, щупальца ползли по палубам и стенам. Сатар подмял Парусник под себя, охватил со всех сторон и теперь добивал, разваливая на щепки.
Навк оттолкнул Дождилику от черной змеи, извивающейся по полу. Пучок змей полз в дыру от мачты в своде потолка, толстые языки влезали в иллюминаторы. Только красное свечение цветка Вольтана озаряло рубку, которую громил Мамбет. Смялась в ком Навигационная Машина Гандамаги, рухнул клавишный пульт, вскрикнув всеми струнами. Парусник погибал. Из его трюма донесся стон и хруст ломающихся костей.
Навк обнял Дождилику и прижал ее к себе, стоя посреди рубки на последнем островке. Когда черное щупальце, как кобра, угрюмо полезло на него, он поднял руку и без сожаления разбил о его рыльце чудесный цветок Вольтана.
Алая вспышка окатила пространство, озарила треснувшие своды и стены рубки, черные заросли щупалец, Дождилику с медной кожей, с глазами, полными туманного, темного огня, и с пылающими, клубящимися кудрями. Корпус Парусника лопнул, рассыпавшись тонкими изогнутыми досками. Гнездо змей расплескалось во все стороны. Млечный Путь сияющей грозовой тучей навис над изорванным и разлохмаченным тряпьем — останками растерзанного Парусника. А Сатар, беснуясь, вертелся вдали, размахивая щупальцами, точно дрался с новым, невидимым врагом.
Врагом этим был огонь. Он выскочил из разбитого цветка Вольтана, и теперь несколько щупалец Мамбета горели, как бенгальские свечи. Искры били во все стороны. Сатар крутился, пытаясь загасить, сбить пламя, но от этого только новые и новые костры загорались на его теле. И вдруг он разом вспыхнул весь. В ореоле изумительного блеска, в костре своего пожарища он впервые воочию предстал перед Галактикой, чьим незримым тираном был столько тысяч лет. В ярком пекле поражения он оказался в своей истинной ипостаси — гнусным червем, скорпионом, который в костре, изгибаясь, жалит себя в хвост, ядовитой медузой, рассеченной форштевнем корабля.
Дождилика прикрыла глаза руками, а Навк сощурился. Они не отрывали взгляда от зрелища страшной агонии Мамбета. Держась за руки, они парили в пустоте, как ангелы, как человеческие души в эфире за хрустальными сферами небес. Когда рубиновые угли, остывая и рассыпаясь золою, поплыли среди обломков Парусника, в вечном круговороте одухотворенной материи во вселенной смешивая прах врагов, Навк понял, что кончается история и начинается будущее.
