— Хорошо, пусть продолжает. Мы скоро вернемся.
Связь прекратилась.
— Мы не угадали. Оказывается, этот парень ехал в своей сардельке, чтобы нанести нам визит вежливости, — сказал Лей.
Он слегка толкнул водителя.
— Притормози. Вроде мы наткнулись на большую фабрику. Пойду взгляну, что они там производят.
Лей беспрепятственно проник на фабрику и спустя несколько минут вернулся.
— У них здесь нечто вроде мукомольно-упаковочного комбината. Только они размалывают не зерно, а целые горы орехов. Вероятно, в лесу у них богатейшие заросли орешника. В подвале я видел пару больших двигателей. Странные машины. Таких я еще не встречал. Пошлю сюда Бентли. Моторы — это по его части. Пусть посмотрит.
— Не слишком ли большое предприятие для мукомольни? — спросил Хардинг.
— Она не совсем обычная. Копуши из этой муки делают не менее двадцати разных видов продуктов. Один я даже попробовал.
— И как на вкус?
— Напоминает сырое тесто.
Коммодор снова толкнул водителя в бок.
— Вот и еще какой-то завод. Остановись. Хардинг, идемте со мной.
Через пять минут они оба вернулись.
— Обувная фабрика. Делает сапоги, туфли и шлепанцы. Причем быстро.
— Что значит быстро? — встрепенулся Паскоу.
— Быстрее, чем они это делали бы руками. Фабрика полностью автоматизирована. В случае каких-то неполадок линии сами останавливаются. Конечно, она не настолько совершенна, как наши предприятия на Земле, но уровень очень приличный.
Лей прищурился, глядя сквозь ветровое стекло вездехода.
— Мне пора на корабль. Желающие погулять по городу могут остаться и добираться своим ходом.
Желающих не нашлось.
В каюте Лея ожидало расшифрованное и аккуратно отпечатанное сообщение.
«От командира легкого крейсера “Пламя командиру боевого корабля “Громовержец”.
Согласно приборному анализу, атмосфера планеты Пулок вполне пригодна для дыхания. Согласно нашим носам — в воздухе стоит неистребимая вонь. Экипаж считает, что было бы правильнее назвать эту планету Вонючкой. Если в нашем присутствии на Этерне нет необходимости, возвращаемся на базу в Арлингтоне, подсектор 88.137.
Меллори».
Паскоу, стоя позади Лея, тоже прочел сообщение.
— Удивительный тип этот Бойделл, — сказал социолог. — Обязательно найдет самую дрянь и еще гоняет других на проверку. И почему никто его не придушит?
— Мы открыли четыреста двадцать одну планету, — напомнил ему Лей, постукивая пальцами по массивному звездному атласу. — Но две трети иначе как «дрянь» не назовешь.
— Можно было бы сэкономить немало времени и сил, если бы разведчики сообщали лишь о тех планетах, которые действительно достойны нашего внимания.
— За прогресс надо платить. Сами знаете.
Снаружи послышалось тарахтенье вертолетного двигателя. Коммодор бросился к иллюминатору, после чего схватился за интерком.
— Куда направляется наш вертолет?
— Гарсайд и Уолтерсон настаивали, что им нужен дополнительный материал для исследований. Одному букашки, а другому — камешки.
— Хорошо. Пусть летят. Пленки уже проявлены?
— Да, коммодор. Все замечательно вышло, с приличной резкостью. Хотите посмотреть прямо сейчас?
— Пожалуй. Я скоро буду в просмотровом зале. И пусть займутся пленкой из нашего вездехода. Мы накрутили больше половины.
— Будет исполнено, сэр.
Позвав остальных корабельных специалистов, которых на «Громовержце» было свыше шестидесяти, Лей вместе с ними направился в просмотровый зал. Когда на экране промелькнули последние кадры хроники, отснятой Огилви, и вспыхнул свет, зрители сидели в тягостном молчании. Комментировать увиденное было бессмысленно.
— Забавное кино, — криво усмехнулся Паскоу, когда они вернулись в главный отсек. — За последнюю тысячу лет род человеческий стал полностью технизированным. Даже какой-нибудь зеленый мальчишка, пришедший служить на задрипанный корабль, и тот обязан иметь технические знания. Причем в прежние времена объем его знаний считался бы чуть ли не капитанским.
— И что дальше? — вздохнул Лей, которому сейчас было не до рассуждений социолога.
— Мы превратились в мозги, — продолжал сыпать соль на раны Паскоу. — И поскольку мы превратились в мозги, мы с презрением стали поглядывать на простой физический труд. Мы ведь выше того, чтобы вручную обтесывать доски или черпать ведром воду из колодца.
— Я что-то не понимаю, в чем суть ваших рассуждений.
Это ничуть не обескуражило Паскоу.
— Мы отправили поселенцев на сотни планет. Но каких поселенцев? Разного рода начальников, инспекторов, консультантов, советников. И только малый процент людей занимается настоящей работой.
Лей молчал.
— Представьте, что Уолтерсон и другие найдут на этой чертовой планете обширнейшие залежи нужных нам полезных ископаемых. Но кто будет управлять экскаваторами, грузовиками и прочей техникой? Копуши наверняка согласились бы на нас работать. Только на что нам их помощь, если на простейшую работу они будут тратить десять, двадцать, а то и пятьдесят лет? Везти сюда за тридевять земель рабочих? Но кто из людей согласится поселиться здесь и быть рабочей скотиной технической эры?
— Огилви пролетал над большой дамбой, похожей на плотину гидростанции, — задумчиво проговорил Лей. — На Земле такое сооружение можно было бы построить за пару лет, если не быстрее. А здесь? За двести? За четыреста? Или понадобилось бы еще больше времени?
Он нервно забарабанил пальцами по столу.
— Это-то меня и тревожит.
— Вы неверно выразились, коммодор. Мы все испытываем не тревогу, а подавленность. Это разные вещи.
— Говорю вам, я встревожен. Этерна похожа на горящий фитиль, который долгое время не замечали и вдруг заметили. Я не знаю, куда он тянется и какой силы взрыв может последовать, когда он догорит.
— Это подавленность, — гнул свое Паскоу, совершенно упуская из виду то, до чего успел додуматься коммодор. — Нам прижали хвост, и нам это не понравилось. Неодолимая сила наткнулась на нечто неподвижное и непознаваемое. Взрыв, о котором вы говорите, раздастся у нас в мозгу. Этот мир не в силах физически уничтожить нас. Копуши слишком медлительны даже для того, чтобы простудиться.
— Меня не волнует угроза с их стороны. Они волнуют меня своим существованием.
— Копуши существовали везде и всегда, даже в нашем мире. Иначе у нас в языке не было бы такого слова.
— Верно! — горячо подхватил Лей, — Это-то и заставляет меня настораживаться.
