Дерпфельд стал хохотать. Он так хохотал, что рухнул на обезображенный саркофаг и дрыгал ногами, он визжал, как эгеец, и под конец совершенно обессилел. Профессор отложил комбинезон в сторону и стал шарить внутри. Нашел ботинки — тоже невеликого размера и тоже армейские. За ботинками пошли какие-то мелочи: пакетик от конфет, вечная ручка, у которой кончились чернила, футляр электронной записной книжки. И все. Потому как дальше рука Платона не пролезала.
Разозлившись, он разрезал крышку на маленькие дольки и снял одну дольку за другой. Нашел бластер системы «Фараон» и длиннющее жемчужное ожерелье. Причем, черные и розовые жемчужины чередовались. Такое ожерелье на аукционе Галакт-Кристи стоит целое срстояние. Не долго думая, Платон хотел сунуть его в карман.
Но Дерпфельд остановил.
— По-моему, у этого ожерелья есть хозяин.
— А нет такого закона, по которому я могу ожерелье забрать?
— Нет…
Профессор не стал спорить, положил ожерелье назад в саркофаг, мысленно пообещав больше никогда не отправляться на раскопки вместе с копом.
Луч фонарика вновь пробежал по рельефам. Сколько им лет? Ясно, что они относятся к тем временам, когда эгейцы еще ходили по суше. Но ведь та, первая история Эгеиды, тоже насчитывает не одну тысячу лет.
А теперь стоит проверить, какие тайны хранят другие боги.
Археолог вернулся в первую комнатку и обнял колени третьего бога. И тут же стена, у которой эту ночь спала Имма, поехала в сторону. Открылась новая галерея. В конце ее сверкал прямоугольник света. Наступил новый день. Десяток шагов, и пленники замерли у обрыва. Далеко внизу мерно катил волны Океан, не замечая священную черную скалу.
— Хватаем стульчак и спускаемся вниз, — предложил Дерпфельд.
— И далеко мы улетим на одном стульчаке? — пожал плечами Платон. — Имма советовала переждать нам здесь пару дней. Вот и переждем. Эгейцы считают нас погибшими. Мы в безопасности. Сегодня или завтра Имма вернется с помощью.
— Ты слишком доверяешь женщинам. Она заперла нас в этой черной ловушке…
— Она — член экипажа «Елены Прекрасной». Она — человек. И будет помогать нам.
— Значит, ты решил ждать здесь два дня?
— Все равно на одном-единственном кресле далеко не улетим. А добираться вплавь до Северного Архипелага или до базы Брегена мне что-то не улыбается. Особенно после того, как я видел челюсти броненосца, вспоровшие спину Стато.
Доводы профессора оказались более чем убедительными. Дерпфельд выругался, и выругался цветисто, однако вернулся в нору к богам. Уселись завтракать.
И тут среди кусочков сушеной рыбы они обнаружили белую личинку инфоголографа. Платон нажал кнопку. И зазвучал голос Иммы, и возникла голограмма. Инфоголограф был дешевенький и старый, голограмма то появлялась, то исчезала.
* * *
Думаю, вы обо всем догадались. И то, что я — человек. И то — что спаслась с корабля. Я прячусь на этой планете десять лет… Десять лет… Мне повезло… То есть, я заставляю себя так думать, хотя порой. хочется выть, как броненосцы на луну. Слышали, как воют броненосцы? Мороз по коже… Океан спокойный, две луны в небе, и со всех сторон — вой. Я отправляюсь на берег и вою вместе с ними. Помогает.
Клянусь, я прошла всю глубину. До самого дна. Не до абиссали, нет, но до самой глубоководной впадины. Если останусь на Эгеиде лишний месяц, то сойду с ума и непременно себя выдам. Не могу больше быть здесь! Не могу! Как вам передать то ощущение предела, которое копится день за днем и, наконец, становится непереносимым? Главное — бессрочность мучения и одновременно — сознание, что жизнь могла быть совершенно иной. Только поймите меня правильно. Эта прекрасная планета. И эгейцы — я ничего не имею против каждого из них в отдельности. Разумеется, я не говорю о Слоксе и его веселистах. Эгеиду нельзя не любить? Почему нельзя? Не знаю… Но эта фраза — банальность, ее здесь слышишь постоянно и тоже начинаешь повторять… по инерции… и почти веришь… Поешь со всеми «вода, вода, рыба, рыба» и пытаешься заставить себя думать, как все. И к ужасу своему сознаешь: не получается… Сколько ни пой, сколько ни пей — вода не станет рыбой…
Впрочем, такое же чувство отчаяния у меня было, когда улетел Корман. А с тех пор прошел уже год. И я как-то сумела прожить этот год. Быть может, мысль, что я в очередной раз осталась жива, помогла мне протянуть еще столько. Не знаю… Он — археолог, ученый… я подумала: он поможет мне… А чем это кончилось…
Но надо начинать рассказ не с Кормана, а с самого начала.
Я долго боялась: говорить ли вам, профессор, о том, кто я… и стоит ли просить помощи… Я верила вам и не верила. Вы спасли Стато. Да, вы рисковали. Но готовы ли вы рискнуть ради меня? Кто я вам? Более чем никто… Да, сознаюсь, я пыталась украсть ваш пропуск. Была уверена: вам ничего не стоит его восстановить. Но явился Слокс, и я вернула пропажу.
Видите, какая я хорошая… Но вам все равно на меня плевать.
Долгое время мне не снилось снов. А теперь снятся. И почти каждую ночь — наш корабль. Я вхожу в него, как в первый раз, и всех вижу. Капитана Эклскона, пилота Эрпа, Валентину… Они улыбаются и идут мне навстречу. И все протягивают руки. И я иду к ним… Бегу… И они бегут. А что дальше… дальше не помню. Обычно я просыпаюсь. Несколько минут лежу с закрытыми глазами и пытаюсь представить сверкающие огнями коридоры корабля или просторную рубку… Но вижу лишь какой-то длинный туннель. Я иду по нему… И никак не могу вернуться назад, в сон…
Но обо всем по порядку.
Жизнь моя была нормальной, тихой, никаких особых препятствий на пути. Я с детства знала, что принадлежу к элите, пусть не самой высокородной, но будущее мое обеспечено и определено. Проблем никаких. Вернее, одна проблема: как понять, чего именно хочешь? Желаний слишком много. И все, почти все, исполнимы. И хочется чего-то уж совершенно невозможного. Недостижимого. Отец мой был инженером на Марсе. Я в свое время побывала на Старой Земле. Милая древняя колыбель цивилизации, каждое деревце и каждый цветочек обихожен и напоминает экспонат музея. Я запоздало поняла, что проговорилась, заявив, что наша планета (вот видите, я невольно говорю — «наша», как все здесь, на Эгеиде) похожа на Старую Землю. Удивительно, что вы, профессор, не догадались сразу. В голову не пришло, что под маской леди с Эгеиды может скрываться человек. Вернее, маски не было. Я выдавала лицо за маску… Это несложно. Но я опять отвлекаюсь…
И так, я поступила в академию космофлота и выбрала двухгодичный курс. Меня ждала практика и временное членство в экипаже корабля класса «Вечный бой». Два года учебы были замечательными. И хотя способности у меня отнюдь не блестящие, многие меня опережали — и девушки, и юноши, я им не завидовала. Одно только меня смущало… Да, да, я не сделала биокоррекцию. Это все отец, он любил повторять: человек прежде всего должен быть личностью. Ах, личностью, — решила я, — так, значит, никакой биокоррекции. Дура! И вот, я опять отвлекаюсь. Простите. Но я как будто подвожу некий итог. А в этом случае трудно ни с кем не сводить счеты.
