— Если бы, — устало сказал Кохрейн, поднимая глаза от контракта, — мы только могли вылететь в экспедицию целым флотом, а не одним–единственным кораблем, мы были бы не просто полностью снаряжены, но снаряжены с такой роскошью, что передумали бы лететь и остались дома наслаждаться всем этим богатством! — Он широко зевнул. — Я иду спать. Но не давайте мне спать слишком долго!
Он отправился к себе в номер и отключился еще прежде, чем его голова коснулась подушки. Но он был недоволен собой. Его раздражало, что его мнения не берут в расчет, а бунт против отношения к нему, как к вещи, вылился в то, что он действует точно так же, как и его прежние боссы, безжалостно собирая чужие мозги, как в случае с Джонсом, и чужие невротические страхи — как в случае с Дэбни. Поступок, благодаря которому он стал свободным человеком, был не вполне красивым. Тот факт, что подобный поступок подействовал, в то время как ничто другое не подействовало бы, нисколько его не утешал.
Но все же он спал.
Ему приснилось, что он вернулся к своему обычному бизнесу — продюсированию телешоу. Никому, кроме него самого, не было никакого дела, выйдет шоу или нет. Настоящей целью всех его подчиненных, казалось, было перегрызть горла стольким своим коллегам, сколько возможно — разумеется, деловыми методами, — чтобы, выжив, занять лучшее положение и больше зарабатывать. Именно это и называлось замечательным духом сотрудничества, при помощи которого делались дела как в частных, так и в общественных компаниях.
Это был очень реалистичный сон, он не успокаивал.
Пока Кохрейн спал, в мире все шло своим чередом. Две луны Земли — естественная и искусственная — описывали вокруг нее свои неизменные круги. Красная точка Юпитера должным образом скользила по орбите вокруг Солнца. Многие световые века назад гигантские солнца созвездия Цефеи чудовищно увеличились в объеме и снова сжались, гораздо быстрее, чем это смогли сделать их гравитационные поля. Двойные звезды спокойно начали обращаться друг вокруг друга. Кометы достигали своих самых отдаленных точек, и простые скопления смерзшихся камней и металла готовились окунуться обратно в море света и тепла.
На Луне шла обыденная жизнь.
Когда Кохрейн, проснувшись, вернулся в гостиничный номер, который они превратили в свой офис, то обнаружил, что Бэбс доверительно беседует с женщиной, нет, скорее, девушкой, показавшейся Кохрейну мутно знакомой. Напрягшись, он все–таки вспомнил ее. Три или четыре года назад ее избрали человеком года на телевидении. Она была хорошенькой, но не настолько, чтобы это помешало разглядеть в ней личность. Она была всем, чем не была Мэрилин Винтерз, — и вторым человеком в телевизионном мире.
Кохрейн осторожно спросил:
— Вы, случайно, не Алисия Кит?
Девушка слабо улыбнулась. Она уже не была такой хорошенькой, как когда–то. Но выглядела терпеливой, а выражение терпеливости на женском лице определенно не может быть неприятным. Но не может быть и эффектным.
— Была раньше, — сказала она. — Я вышла замуж за Джонни Симмза.
Кохрейн взглянул на Бэбс.
— Они живут здесь, — пояснила та. — Я показывала вам его у бассейна, в тот день, когда мы прилетели.
— Удивительно, — сказал Кохрейн. — Как…
— Джонни, — сказала Алисия, — купил акции вашей корпорации «Спэйсвэйз». Напоил вашего Уэста и перекупил у него его долю.
Кохрейн так и сел — не слишком чувствительно, потому что сесть чувствительно на Луне было просто невозможно. Но он почувствовал все, что можно было почувствовать.
— Зачем ему понадобилось это делать?
— Он выяснил, что вы владеете кораблем, на котором собирались лететь на Марс. Он считает, что вы собираетесь предпринять путешествие к звездам, и хочет с вами. Он очень похож на мальчишку. Не переносит здешнюю жизнь.
— Тогда зачем жить… — спохватившись, Кохрейн оборвал свой вопрос, но не вполне вовремя.
— Он не может вернуться на Землю, — спокойно пояснила Алисия. — Он — психопатическая личность. Он в своем уме, он довольно интересный человек, и по–своему мил, но просто не может вспомнить, что хорошо, а что плохо. В особенности, когда разойдется. Когда Луна–Сити организовали как интернациональную колонию, по чистому недосмотру забыли ввести экстрадицию. Так что Джонни может здесь жить. А больше нигде — по крайней мере, долго.
Кохрейн ничего не сказал.
— Он хочет лететь с вами, — спокойно сказала Алисия. — Он заинтригован. Адвокат, которого его семья прислала приглядывать за ним, тоже заинтригован. Он хочет вернуться и навестить свою семью. Будучи акционером, Джонни может не позволить вам вывести корабль с прочим имуществом корпорации из–под юрисдикции судов. Но он предпочел бы отправиться с вами. Разумеется, я тоже буду должна лететь.
— Это шантаж, — вяло возразил Кохрейн. — Кстати, довольно чистая работа. Бэбс, поговорите насчет этого с Холденом. Он все–таки психиатр. — Он повернулся к Алисии. — Почему вы хотите лететь? Я не знаю, опасно это или нет.
— Я вышла за Джонни замуж, — она сдержанно улыбнулась. — Мне казалось, что замечательно поверить человеку, которому никто не может верить.
Немного помолчав, она добавила:
— Так бы оно и было, если бы это было осуществимо.
Через несколько минут она ушла, очень вежливо и спокойно. Ее муж не отличал плохое от хорошего — по крайней мере, в действии. Она пыталась не дать ему произвести слишком большие разрушения, постоянно обучая его тому, что сама считала справедливым, а что нет. Кохрейн поморщился и велел Бэбс напомнить ему связаться с Холденом. Но у него были и другие неотложные дела. Все улетающие с Луны должны были подписать отказные документы.
— Имя Алисии Кит будет полезным для рекламы… — задумчиво проговорил он.
Он погрузился в тягомотину бумажной работы и всяких мелочей, которые каждый должен утрясти перед тем, как достигнуть каких–либо результатов. Попытки совершить что–либо первым требуют такого же процесса расчистки, как основание фермы на границе. Только роль деревьев, которые нужно срубить, и корней, которые нужно выдернуть, здесь выполняют те, кто чинят помехи, и кого необходимо свалить в переносном смысле, а также те, кто проявляет немыслимую изобретательность, пытаясь урвать кусок всего — чего угодно — от того, что делает другой. И, разумеется, существуют еще охотники за славой. Поскольку «Спэйсвэйз, инк» финансировалась за счет славы, которую можно было превратить во что угодно, охотники за славой уменьшали ее прибыли и капитал.
На Земле адвокат какого–то чокнутого изобретателя усердно делал своему клиенту бесплатную рекламу, устраивая одну пресс–конференцию за другой на тему того, какой урон нанесла «Спэйсвэйз, инк» его клиенту, украв его идею полетов со сверхсветовой скоростью. Кто–то в Сенате произнес обвинительную речь, объявив проект «Спэйсвэйз» политическим шагом правящей партии, предпринятым ею в каких–то своих темных целях.
В конце концов чокнутый изобретатель выйдет в эфир и триумфально объявит о том, что украдена лишь часть его изобретения, поскольку он предусмотрительно не стал ни записывать, ни кому бы–то ни было рассказывать о ней. И не расскажет никому, даже суду, все подробности своего открытия, пока не получит двадцать пять миллионов наличными до этого и еще гонорар после. Проект расследования деятельности «Спэйсвэйз» умрет еще на стадии рассмотрения в комитете.
