Из окна высунулся короткий черный ствол. Я запомнил матовую блестящую поверхность и высокую мушку. Пистолет выглядел игрушечным, шуточным, наверное, только это и смутило меня, заставив потерять столь нужную секунду. Нет ничего хуже, когда ищешь шутки там, где их нет.
Лицо черноволосого мужчины не изменилось ни на йоту, когда он открыл огонь. Первая пуля попала мне в грудь, а две другие в живот и снова в грудь. Стрелок, видимо, был меткий и опытный, хотя на таком расстоянии и я не промазал бы. Пули сделали свое дело так быстро, что я почти ничего не успел почувствовать, только жжение, за которым пришла темнота. Мое тело упало на цементный пол, отброшенное ударами пуль. Кажется, мне удалось закрыть глаза, хотя даже открытыми я бы ничего не смог увидеть. Когда сердце останавливается, кровь больше не несет живительные силы, глаза слепнут очень быстро, так же быстро, как и мозг. Моим последним чувством было удивление и, пожалуй, досада на то, что кому-то удалось меня так просто подловить.
В дальнейшем я задавал себе вопрос, что же произошло потом, после выстрелов и до того, как убийцы доставили мое тело до места назначения. Иногда казалось, что чувства потухли не совсем, что-то сохранилось, позволяющее хотя бы слышать. Вероятно, это игра воображения, не более, но я думал об этом происшествии так много, что волей-неволей набросал мысленную картинку. Так могло быть или даже так было!
- Готов, - сказал водитель, пытаясь заглянуть в окно пассажира. - Бери саквояж.
Черноволосый вышел из машины и подхватил сумку, выпавшую из моей руки. Саквояж тут же оказался в салоне ауди.
- Поехали! - махнул рукой водитель.
- Подожди, - сказал черноволосый, оглядываясь. - Тут нет никого. Давай-ка заберем труп.
- Ты чего?! - изумился напарник. - На кой он нам?
- На выезде из гаража стоят камеры, - черноволосый говорил размеренным равнодушным тоном. - Если труп найдут сразу после того, как мы выедем, то нас засекут. А если трупа нет, то и ловить некого. Положим в багажник, потом где-нибудь выбросим. Крови немного, а тачка все равно не наша.
Водитель хмыкнул, но из машины вышел, не забыв открыть багажник. Вдвоем мужчины кое-как подняли мое тело и бросили на серую мягкую обивку. Багажник захлопнулся с резким звуком, и машина вскоре тронулась.
Они поехали по улочкам и переулкам. Не знаю точно, по каким, но расскажу, как представляю себе маршрут, которым бы воспользовался сам. Они с трудом выбрались из тупичка неподалеку от гаража, свернули на Мещанскую, проследовали мимо места, где когда-то была Сухаревская башня, знаменитое пристанище школы чернокнижника Якова Брюса, затем выехали на Сретенку, бывшую главную московскую улицу, известную своими лавочками и магазинчиками, поехали по прямой, свернули в переулок, название которого позабыл, и наконец остановились перед небольшим желтым двухэтажным домом, обнесенным черной оградой. У дома был совсем крохотный садик, состоящий из нескольких деревьев, растущих по периметру.
Водитель припарковал машину рядом с калиткой, которая в отличие от ограды, состояла из нескольких железных пластин. Оба незнакомца вышли, на ходу закрывая машину электронным ключом.
Такие двухэтажные дома с прямоугольными высокими окнами раньше часто встречались в Москве. Их украшали портиками с колоннами, тянущимися до второго этажа или до самой крыши, наличниками из лепнины, резными ставнями. Дома были слишком малы для знатных дворян, но пользовались любовью у купцов. Это дом с белыми наличниками, видимо, тоже давным-давно был построен торговцем.
Черноволосый мужчина взялся за одну из ручек и, не стуча, потянул на себя. Незапертая дверь распахнулась, оба незнакомца скрылись в старых недрах дома, унося с собой мой саквояж.
В багажнике оставленной машины было темно и душно. Шершавая поверхность пола местами была залита липкой жидкостью, моей кровью. Мне не удавалось даже толком ворочаться, как из опасений, что меня услышат, так и от того, что разогнуться было невозможно. Как работало второе тело, я и сам не знал толком. Мне было известно лишь, что оно реагирует на быстрые и массивные изменения. Пулевые ранения, порезы, отрывы конечностей - это все входило в 'список'. Заживление ран происходило с некоторой задержкой, тоже мне непонятной. Интересно, что целиком заживали отнюдь не все раны. Мне следовало беречь некоторые части моего мозга, хотя как их убережешь? Губернатор сказал, что у второго тела нет маленькой области в головном мозге, иначе оно бы жило полной жизнью: могло бы чувствовать, думать и знать ровно то же, что и я. Если мне когда-нибудь не посчастливится получить пулю в это место на голове, то придется навеки распрощаться с сознательным существованием, ведь второе тело тут уже не поможет.
Создатели ауди были очень умными людьми, предусмотревшими множество ситуаций. Вот, казалось бы, есть ли этим людям дело до того, что в багажнике какой-нибудь машине неизвестно когда повезут живого человека? Может быть такого никогда не случится! Но, к моему счастью, инженеры оказались самыми настоящими обстоятельными гуманистами. Они предусмотрели небольшой рычажок с внутренней стороны багажника. Если рычажок сдвинуть, то багажник откроется.
Я выполз наружу, щурясь от яркого света и оглядываясь по сторонам. Больше всего я боялся, что меня заметят. Из багажника по голосам и шагам было слышно, куда пошли незнакомцы. Мне даже удалось услышать хлопок от закрытия двери, ведущей в дом. Я сначала подумал, что эта дверь в подъезде, но сейчас понял, что неправ. Она принадлежала особняку. Его хорошее состояние бросалось в глаза: сохранились даже массивные коричневые двери с круглыми ручками-петлями.
На небольшой узкой улице не было ни души. Напротив желтого дома стоял почти такой же красный, рядом - еще ряд низких строений, вдали виднелся крохотный парк. Я подошел к ограде, отворил калитку и приблизился к двери, ведущей в желтый особняк. Если поначалу опасался, что перед входом висят видеокамеры и отслеживают происходящее, то через три шага от машины мои опасения развеялись. Я почуял Серебряную розу. Она была тут, где-то в доме. Рядом с ней никакая техника работать не могла. Роза переносит Лим на Землю, а Землю в Лим.
Мне было жаль, что со мной нет трости, она осталась на стоянке. Но все равно роза превратила особняк в мою вотчину. Я оказался в темном длинном коридоре, стены которого были оклеены розоватыми выцветшими обоями, впереди слышались приглушенные голоса.
Один из плинтусов совсем отстал от стены, держась на паре гвоздей. Я наклонился, примерился и резким движением сломал деревяшку. Раздался короткий звук треснувшего дерева. Я прислушался. Голоса бормотали по-прежнему. В моей руке был кусок узкого треугольного светло-коричневого плинтуса. Конечно, не шпага, но сойдет.
Я должен сказать еще кое-что про второе тело. Этот вопрос меня мучает, терзает, как терзает любое необъяснимое событие, от которого зависишь. Я старательно думал и не понимал, как работает второе тело. Часть касательно частиц-античастиц меня не интересовала, я не хотел влезать в дебри и верил губернатору на слово. Любопытно было другое. В организме человека каждую секунду происходит множество изменений. Некоторые из них велики. Как второе тело отличает нужные изменения от ненужных? Это ведь совсем непросто, если подумать. Должен быть какой-то фильтр. Почти интеллектуальный фильтр, который знает о каждом изменении и решает, оставлять его или нет. А откуда в Лиме, мире магии, где не работает техника, возьмутся интеллектуальные фильтры? Вот что помимо всего прочего волновало меня.
