Розмари стояла на мостике. Гавань была не слишком просторной, а «Свитленд», под завязку загруженный дровами для топки, колонистами, их багажом и продовольствием на три недели, был довольно медлителен. Судно миновало причал и вышло на середину искусственной лагуны. Топка яростно пылала, две дымовые трубы выбрасывали высоко в небо высокие столбы серовато-голубого дыма. Стоящий на носу Карл с улыбкой показал ей поднятые вверх большие пальцы. «Да, — с гордостью подумала она, — этот парень разобьет не одно женское сердце».
Стоял на редкость ясный день, нигде не было видно ни облачка, и носовой детектор массы показал, что путь впереди свободен. Розмари дала один гудок и передвинула оба рычага управления, колесами вперед выходя из гавани на простор ее любимой неприрученной реки, которая уводила куда-то в неизвестность. Разве можно себе представить жизнь лучшую, чем эта?
На протяжении первой сотни километров колонисты Группы Семь могли с ней только согласиться. Это была старейшая обитаемая область Амариска — за исключением Даррингема, — заселенная почти двадцать пять лет назад. Джунгли были вырублены на больших площадях, уступив место полям, садам и пастбищам. Выстроившиеся вдоль поручней переселенцы видели стада животных, привольно пасущихся на обширных лугах, бригады сборщиков, работающих в рощах и на плантациях, их корзины, полные фруктов и орехов. Поселки тянулись непрерывной цепочкой вдоль южного берега — настоящая сельская идиллия. Крепкие, ярко раскрашенные деревянные коттеджи стояли посреди больших, засаженных цветами палисадников, а ряды высоких зеленых деревьев отбрасывали на них густую тень. Лужайки под деревьями были засеяны густой травой, под ярким солнцем отливающей всеми оттенками изумрудного цвета. Здесь люди могли спокойно растянуться на травке, здесь не было непрерывного уличного движения, способного превратить влажную почву в ту вечную отталкивающую грязную трясину, которую представляли собой улицы Даррингема. Попадались только лошади, запряженные в груженные кипами сена и мешками с овсом тележки. Выделяющиеся на фоне неба ветряные мельницы стояли длинными рядами, лениво вращая крыльями под неизменным ветром. В покрытые зыбью охряные воды Джулиффа выдавались длинные причалы — по два-три на каждую деревушку. К ним швартовалось множество постоянных посетителей в виде небольших колесных барж, забирающих продукцию ферм. На краях причалов сидели ребятишки, закинувшие удочки в реку, и махали руками бесконечной процессии проплывающих мимо судов. Утром небольшие лодки выходили на рыбную ловлю, и «Свитленду» приходилось неторопливо пробираться сквозь лес полотняных треугольных парусов, трепещущих на утреннем ветерке.
Вечером, когда горизонт на западе окрашивался в густой оранжевый цвет и в небе над головой появлялись звезды, в поселках на зеленых лужайках загорались костры. В первый вечер, увидев костры, Джеральд Скиббоу облокотился на поручень и погрузился в безмолвную тоску. В темной воде отражались длинные языки оранжевого пламени, и до него доносились отрывки песен, которые распевали собравшиеся на совместную трапезу поселенцы.
— Никогда не думал, что жизнь здесь может быть так прекрасна, — сказал он Лорен.
Когда его рука обхватила ее за талию, она улыбнулась.
— Здорово, правда? Прямо волшебная сказка какая-то.
— Мы тоже можем так зажить. В верховьях нас ждет то же самое. Через десять лет мы точь-в-точь, как они, будем плясать вокруг костра, а мимо будут проплывать поселенцы.
— И они будут смотреть на нас и мечтать о том же!
— Мы построим дом, настоящий деревянный дворец. Вот где ты будешь жить, Лорен, — в маленьком дворце, которому позавидовал бы и сам правитель Кулу. И еще у тебя будет сад, в котором будет полно овощей и цветов, а я тем временем буду ухаживать за деревьями или пасти скот. Паула и Мэри будут жить по соседству, и наши внуки, завидев нас, будут бросаться к нам со всех ног.
Лорен крепко обняла его. Он задрал голову вверх и радостно завопил:
— Господи, и зачем мы потеряли столько лет на Земле? Ведь место для нас — всех нас — именно здесь. Нам давно надо было плюнуть на все эти аркологи и звездолеты и жить, как заповедал Господь. Еще давным-давно!
Рут и Джей стояли рядом у гакаборта и смотрели, как солнце, опускаясь за горизонт, на одну короткую волшебную минуту заливает обширную реку пурпурно-золотым сиянием.
— Послушай, мамочка, как они поют, — сказала Джей. Лицо ее было олицетворением безмятежности. Ужасный вчерашний труп был давно забыт, ее мысли полностью захватил огромный конь, привязанный на корме. Его большущие темные глаза были такими мягкими и добрыми, а прикосновение влажного носа к ладони, когда она угостила его конфетой, было щекотным и совершенно восхитительным. Она просто поверить не могла, что такое крупное животное может быть таким ласковым. Мистер Манани уже обещал ей, что разрешит каждое утро выгуливать его по палубе, чтобы не застоялся, и научит за ним ухаживать. «Свитленд» вообще казался ей просто раем.
— А какую песню они поют?
— Похоже на церковный гимн, — сказала Рут. В первый раз с тех пор, как они высадились на планете, она начала чувствовать, что вроде бы приняла правильное решение. Поселки, действительно, выглядели очень привлекательными и хорошо обустроенными. А знать, что успеха добиться возможно, было уже половиной дела. Конечно, чем дальше от столицы, тем жизнь труднее, но не невыносима. — И я этому ничуть не удивляюсь.
Ветер стих, и теперь огни костров поднимались прямо к усыпанному звездами небу, но запах готовящейся на них пищи все же достигал ноздрей пассажиров «Свитленда» и двух его братьев. От аромата свежеиспеченного хлеба и сочного мясного рагу желудок Квинна просто взбунтовался. Иветам давали холодное мясо и фрукты, похожие на апельсины, но только пурпурно-голубоватого цвета и чуть солоноватые на вкус. Колонисты же получали горячую пищу. «Ублюдки». Но иветы уже начинали слушаться его, и это кое-что да значило. Он сидел на палубе у передней стены надстройки и смотрел на север, в сторону от всех этих долбанных средневековых лачуг, на которые пускали слюни колонисты. На севере сейчас было темно, и ему это нравилось. У тьмы было множество форм, физических и духовных, и, в конце концов, именно она завоевывала все. Этому научила его секта: сила — это тьма, и тот, кто привержен тьме, в конечном итоге всегда выйдет победителем.
Губы Квинна беззвучно шевельнулись.
— После тьмы появится Приносящий Свет. И воздаст Он тем, кто следовал Его стезей во тьму Ночи. Ибо лишь они истинны перед собой и естеством человека, коей есть зверь. И воссядут они на длани Его и низвергнут тех, кто рядится в лживые одежды Господа Нашего и Брата Его.
Плеча Квинна коснулась чья-то рука, и, подняв голову, он увидел улыбающегося ему толстяка-священника.
— Через несколько минут я собираюсь провести службу на корме. Хочу помолиться за успех нашего путешествия. Так что, милости прошу.
— Нет, спасибо, отец, — равнодушно сказал Квинн.
Хорст печально улыбнулся.
— Понимаю. Но двери Господа всегда открыты для рас. — С этими словами он удалился.
