Но дергающиеся белки Мокрициных глаз не отпускали. Они гипнотизировали, высасывая какую-то скрытую во мне правду…
– Пришло время выбора… – покачиваясь в трансе, бормотал Мокрица, и слюна стекала из дрожащего рта мерзкой струйкой. – Время, когда слабость одолеет силу. Когда восстановится равновесие… Но ты должен измениться. Измениться… Твой час наступит, когда поменяются знаки. Минус на минус – это плюс… Как красиво! И как просто!
Мокрица тихо рассмеялся. Я не понимал ни слова из сказанного и молил Бога, чтобы потерять сознание и не видеть всего этого…
Матвеич же слушал внимательно и одновременно изучал мою реакцию.
– Герой… Нужен герой! – повышая голос, вещал Мокрица. Он улыбался, обнажая кривые желтые зубы, лицо его избороздили болезненные морщины. – Герой нужен всегда! Даже если его придется слепить из грязи, из никчемного куска земли! Герой нужен слабым, а у слабых свои герои… Ты – будешь героем?!
Мокрица вскочил на стол и теперь нависал надо мной, и слюна из оскаленного рта летела мне в лицо. От ужаса я был не в силах пошевелиться, и странные слова этого нелепого монстра несвежим ветром неслись на меня сверху:
– Это выбор… Главный выбор, ты понимаешь?! Ни он, ни он, ни я – а только ты можешь его сделать! Или ты решишься… Или все просто погибнут…
– Почему – погибнут? – выдавил я.
– Колесо уже вертится… – бормотал Мокрица. – Правила нарушены, жалость продается за деньги. Слабакам не по зубам игры с сильными. Правила нарушены – и слабаки умрут. Если не придет герой…
Мокрица еще ползал по столу, речь его стала совсем бессвязной. Но было видно, что неожиданный порыв страсти уже выжал из него все силы. Матвеич подхватил Мокрицу под руки, стащил со стола, усадил на скамеечку.
Какие-то дети, раскрыв рты, наблюдали за происходящим из-за кустов. Майор сделал зверское лицо, шикнул – дети исчезли.
– Какой еще герой… Что за бред, – скулил я. – Это же просто припадок…
Матвеич молчал. Майор тоже. Наверное, мне просто давали выговориться. Доходяга нервно вздрагивал в своем уголке. Похоже, на него увиденное произвело не меньшее впечатление, чем на меня.
– Матвеич! – взмолился я. – Ну, скажите, что-нибудь?! Это же все безумие, так?
– Безумие… – задумчиво проговорил Матвеич. – Само наше существование – безумие. Зачем нужны слабаки? В чем тут замысел? Может, ты и прав – черт с нами со всеми! Забьемся в угол, будем ждать, пока нас не начнут уничтожать одного за другим…
Майор хмуро смотрел в сторону. Наверное, им с завхозом не нужно было ничего объяснять. Один я, дурак, должен за все отдуваться!
– Но почему – уничтожать? – воскликнул я. – До этого не уничтожили – почему же теперь будут?!
– Да потому, что анималы уже землю роют – Штуку им подавай! – зло сказал Хорь. – А как приберут ее к рукам – все, конец гуманизму в отдельно взятой стране!
– Про тридцать седьмой год помнишь?! – мрачно сказал завхоз. – Про революцию? Про Смутное время?
– Что, тогда тоже?.. – пролепетал я.
– Тоже! – рявкнул Хорь, хлопнув по столу ладонью.
Доходяга испуганно икнул. Мокрица вздрогнул и вдруг жалобно захныкал. Матвеич подсел к нему и стал гладить по грязноватому «ежику».
– Это случается, – сказал Матвеич. – Штука уже попадала в руки анималов. И не только в нашей стране.
– А что, где-то еще есть? – тупо спросил я, тоскливо глядя в сторону. Я просто не мог больше смотреть на Мокрицу – как тот дожевывает шоколадку, подняв с земли и с животным удовольствием облизывая бумажку,
Жизнь вокруг шла своим чередом. Ветер играл желтыми листьями под ногами. Солнце светило насмешливо – совершенно не грея. По дорожкам гуляли парочки, носились дети. Никому нет дела то того, кому предстоит сделать выбор. Может, оттого, что выбор у каждого – свой?..
– Открою тебе еще один секрет, – невесело усмехнулся Матвеич. – Народы собираются не внутри государственных границ, а вокруг источника жалости. Пока кто-то хранит огонек сочувствия, сострадания и надежды – страна живет спокойно. Иначе…
– Иначе начинаются войны, – мрачно сказал майор.
10
Я не сразу узнал наш старый добрый «Пазик». Наверное, оттого, что клейкая пленка с наивной надписью «Школьный автобус» была содрана, и на свет явилась зловещая черная полоса по всей длине. Понятное дело – маскировка. Но, все же, перебор, по-моему.
Матвеич не дал мне насладиться новым дизайном нашего подвижного штаба, а просто силой затолкнул Доходягу, а следом и меня вовнутрь. Рядом оглушительно затарахтел и унесся вникуда зеленый мотоцикл с майором Хорем, зашипела, закрываясь, дверь-гармошка.
Даже не думал, что буду так рад видеть эти унылые лица – Хиляка, Крота и даже вечно недовольную физиономию Баяна. Последний бросил на нас какой-то затравленный взгляд, сочно ругнулся и хрустнул рычагом переключения скоростей. Автобус завибрировал, как ракета на старте, и отчалил от обочины. Доходяга, неуверенно торчавший посреди салона, нелепо взмахнул руками, выронил баул и с нечленораздельным горловым звуком понесся к корме, где его встретило запасное колесо и завешенное шторкой стекло. Крот подхватил беднягу под мышки и усадил рядом.
– Привет подпольщикам! – Хиляк, вальяжно развалившийся на сиденье, приподнял шляпу. – Добро пожаловать на борт!
Крот неуверенно усмехнулся из дальнего угла. Выглядел он весьма озабоченным.
Мне бы его заботы…
– Здравствуй, здравствуй, весельчак, – проворчал завхоз.
Я же просто кивнул, напялив на лицо вымученную улыбку. У меня просто не было сил говорить. Плюхнулся на сиденье напротив Хиляка и замер в оцепенении. Очень странное ощущение – будто завис между землей и небом…
Погрузиться целиком в пучину депрессии мне не дали. Хиляк поднялся и уселся рядом со мной.
– Ты молодец, – сказал он. – Вовремя смылся: за тобой уже наутро пожаловали.
– Кто?
– Серьезные мужчины приятной наружности и с удостоверениями. Контур работает вовсю, тебя ищут. Главное, что ты вовремя вычислил чужака. Близко же он… она подобралась…
Наступила неловкая пауза.
Все сочли нужным деликатно отвести взгляд. Идиоты – они словно посыпали рану перцем!
– Что вы с ней сделали? – глухо спросил я.
– С ней? – пробормотал Хиляк, вдруг осознавший свою бестактность. – Да ничего. Обрубили все концы – и баста. Ты ведь ничего не рассказывал ей про Обитель?
– Не уверен, – мрачно сказал я. – Зачем вы меня обманывали – будто чужак там, в Обители?
– Для достоверности… – глухо сказал Крот. – Мы вообще не знали где он. Кто мог подумать, что он… она окажется еще ближе…
Во мне медленно закипали какие-то чувства. Незнакомые, совершенно чуждые мне, недобрые. Сам я даже не смог бы объяснить – что это. Но боль, как ни странно, постепенно оттеснялась ими, отходя на второй план. Еще немного, и я пойму – что это…
