– Слушай, Близнец… Я, конечно, готов… Но ты уверен?..
– Что?!
– А вдруг у нас не получится? Ну, убьют нас…
– Вы же офицер! – чуть не прокричал я. – А ребята – там! Они ничего не знают! И не виноваты ни в чем! Просто погибнут из-за какой-то дурацкой Штуки!
– Кто это там, внутри? – раздался снаружи испуганный голос, и тут же щелкнул автоматный затвор. – А ну, вылезай!
– Жми! – заорал я – как днем раньше орал на меня Клоун.
Только теперь некому было вести меня по жизни. И не оставалось ничего, кроме, как самому тащить за собой других. Непосильная тяжесть для слабака…
Вспыхнули мощные фары. БРТ рыкнул, как разбуженный лев, и бросился вперед с легкостью, неожиданной для своей тяжеловесной наружности. Я кувырком полетел назад, ударившись о какую-то металлическую конструкцию. Еще доносились крики, слышались выстрелы, но нас уже было не остановить.
Это совсем не похоже на мое недавнее бегство из-под опеки Тихони. Не было во мне больше той бесшабашности, эдакого веселого азарта. А остался лишь обыкновенный, мерзкий, потный, неконтролируемый страх. Я несся навстречу смерти – и знал, что уже ничего не могу с этим поделать.
Слабаку трудно быть героем.
Наверное, похожие чувства испытывал майор. Да, он военный – но это не мешало ему оставаться слабаком. Наверное, со стороны это кажется смешным: два трусливых ничтожества несутся на выручку друзей – туда, откуда не вернулся отряд опытных, прожженных, все уже повидавших бойцов…
Слабаку трудно быть героем.
Это потом рисуются мужественные портреты с целеустремленными взглядами и сурово сдвинутыми бровями. Кто вам будет рассказывать, как наделал в штаны, в животном ужасе наблюдая приближающегося врага? Какие мотивы заставили совершить то, что потом назвали подвигом?
Слабаку трудно быть героем.
Но победителей, как известно, не судят. Хотя наш поступок вряд ли кто оценит. Дело не в этом. Просто сознательно оставить ИХ умирать – это хуже, чем просто сдохнуть…
… Черт… Откуда все эти мысли? Отчего меня трясет, как в лихорадке?
И почему замер на полпути БТР?!
Пробрался к водительскому месту. Точно: бравый майор бросил руль, сжался на сиденье, что-то бормочет себе под нос. Да он же молится! Что же это такое?! Неужели…
– Майор, у нас нет времени! – говорю, и язык слушается меня с трудом. – Вы не расстраивайтесь: это по нам из «ступора» жахнули. Или еще из какой дряни. Вы просто не верьте, что вам так плохо. Это нас убедить хотят: мол, у нас ничего не выйдет… А у нас получится, слышите?! Майор! Черт… Вылезайте из-за руля, быстро! Сам поведу…
Не знаю, откуда у меня взялись силы вышвырнуть Хоря из-за «баранки». Тот упал на сиденье рядом, разразился всхлипами. Странно: на меня вражеские «изделия» действуют куда слабее….
Я понятия не имел, что делать – просто попробовал переключить скорость, нажал на «газ». Получилось! С моим опытом вождения тяжелой техники я не станусь без работы…
А вот и КПП! Едва успел притормозить: перед въездом уложены бетонные блоки. Для грузовика, несомненно, непреодолимое препятствие.
Так я и не фуре…
БТР задирает нос, вибрирует, но уверенно прет вперед. Впереди знакомые ворота: их подняли, аккуратно приставили на место. Не хочется вас растаивать, ребята, но теперь мне в обратную сторону…
Ворота с треском сминаются… И по броне – словно горох рассыпали.
– Стреляют! – кричит Хорь. Надо же – уже в себя пришел! – Я к пулемету, а ты гони!
Я и погнал. Жаль, что я перестал быть анималом – мне бы наверняка понравилась эта веселая поездка под пулями!
Я вдруг понял, что не могу сориентироваться. Как от моей комнаты дойти до места, где держали ребят – я помнил. Но никак не мог соотнести это знание с внешним видом корпусов – тем более ночью.
Над головой отчаянно грохотало: это майор палил в кого-то из башенного ствола. Я растерянно пялился в маленькую бойницу перед собой, понимая, что несусь в никуда. Мимо промелькнули два вертолетных силуэта: машины совершенно мирно стояли на пустыре. Вокруг ни следов боя, ни тел…
Снова «ступор»?..
– Я не знаю, куда ехать! – крикнул я.
Майор не слышал меня – он продолжал палить. И тут я увидел освещенные окна второго этажа. Там не было решеток. Даже не успел подумать – сразу направил машину в стену.
Изо всех моих дурацких поступков этот был ближе прочих к вершине идиотизма. Меня чудом не убило кирпичами, которым полагалось влететь в смотровое окно у меня перед носом – на счастье, от удара на нее свалился массивный щиток. Руль мстительно двинул мне под дых, и я на время потерял дыхание. БТР взвыл и замер.
Превозмогая боль, выбрался из-за руля, тут же наткнулся на обезумившую физиономию майора.
– Как люки открываются? – задыхаясь, я ткнул пальцем в потолок.
Без долгих разговоров Хорь метнулся в отделение десанта, откинул один из верхних люков. После чего выскочил наверх и помог выбраться мне. Окно было на уровне пояса, стекла вылетели от удара. Я ждал выстрелов, а потому меня не испугали торчащие со всех сторон острые осколки. Сбив самые страшные каблуком, нырнул внутрь. Следом забрался майор.
Нам повезло: это оказалось одно из лабораторных помещений. Дорогу отсюда я найду.
Но что делать с охраной?!
Когда собираешься совершить героический или дурацкий поступок (что часто – одно и то же) никогда не продумываешь собственные действия. Иначе поступок перестает быть героическим или дурацким.
Только сейчас до меня дошло, что мы полезли в это пекло без оружия!
Паника уже охватила мое существо, но глаза еще обшаривали помещение в тщетной надежде…
– Что это?! – я бросился к длинному столу, на котором среди груды непонятного оборудования, в пронумерованном целлофановом пакете лежала книжка с яркой обложкой.
Схватил пакет, разорвал. Точно – она!
Другая сторона дурацких решений – то, что дуракам чертовски везет.
Быстро спросил:
– Огонь есть?
Мрачный, как туча, Хорь швырнул мне зажигалку. Похоже, он созрел сдаваться: за дверью раздался топот множества ног. Без особого энтузиазма он защелкнул на двери замок, посмотрел на меня вопросительно.
Я вырвал из книги пару страниц, скомкал. Дверь потрясли за ручку – и тут же принялись выламывать частыми и крепкими ударами.
– Старайтесь не дышать, – сказал я, поджигая листочки.
И быстро сунул под дверь. Послышались крики, команды… И следом – звук падения чего-то тяжелого.
Подождал еще немного. Встал, открыл дверь.
Так и есть: сидят касатики, пригорюнившись. Автоматы побросали, в глазах печаль…
