На фронте многие смотрели на нас, снайперов, хоть и с опаской, но с долей пренебрежения. По их мнению, мы били врага с безопасного расстояния. Особенно не стеснялась в выражениях «царица полей», пехота. Они всегда первыми шли под пули, сражались с врагом нос к носу. Мне по большому счету на это было наплевать, но после того, как я пару раз спас солдат из нашей роты, меня зауважали.
Главная задача снайпера — обезглавить подразделения врага, посеять панику среди бойцов противника, превратить солдат в безмозглое, мечущееся по полю стадо. А со стадом воевать легче: дал из пулеметов, и конец атаке.
Можно стрелять по солдатам не убивая их, а калеча. Живот, пах, коленная чашечка. Враг орет от дикой боли, как сивый мерин, призывая своего фашистского бога на помощь. Остальные солдаты слышат его истошные вопли и осознают, что их тоже может ожидать подобная участь. Даже храбрецы трусят в такие моменты. Атака захлебывается, и уже никакой командир не заставит солдат идти вперед. Смерть бывает не так страшна, как боль. Мгновение, и ты переходишь из одного состояния в другое. Проще простого. А боль — это ад, который изнутри разрывает твое тело на куски. Многие готовы умереть, но немногие готовы к боли.
Так что моя «Мосинка» порой стоила пары «Максимов» со скорострельностью шестьсот выстрелов в минуту и двумя лентами по двести пятьдесят патронов. Когда пехотинцы в этом убедились на опыте, их отношение ко мне изменилось. Впоследствии я часто входил в разведгруппы, а разведчики парни отчаянные, и к ним всегда относились с уважением.
Пока чужаки на нашем пути не попадаются. В туннеле тихо, лишь где-то вдалеке капает вода и слышится равномерный гул, видимо, работает большой вентилятор. Согласно высвечивающейся на пластине карте, мы всего в полукилометре от Садового кольца. Расстояние плевое, если ты бродишь по мирному городу, а наша «прогулка» смертельно опасна. Мы воюем с необычным врагом, нам не известна логика инопланетных захватчиков, непонятно, как они могут себя повести в той или иной ситуации. С человеком воевать проще, его действия можно просчитать. А как просчитаешь действия чуждых земным созданиям тварей?
Впереди поворот. Брюннер выглядывает за угол, затем резко вскидывает руку, призывая всех остановиться. Мы замираем, Максим неуклюже натыкается на меня.
— Что там? — спрашивает Дронов.
— Я видел тень, — шепчет Брюннер.
— Какую тень?
— Не знаю. Будто промелькнула вдали по коридору.
— Будто? — уточняет Дронов.
— Точно видел.
Командир с секунду размышляет, затем отдает приказ мне и Брюннеру:
— Разведать обстановку. Остальные ждут.
Я перевожу винтовку в режим автоматической стрельбы и первым выхожу из-за угла. Брюннер следует за мной, держится чуть левее, чтобы в случае необходимости открыть огонь и не задеть меня. Мы крадемся, ступая словно кошки. Пятка, мысок. Пятка, мысок.
В туннеле никого нет, и он ничем не отличается от того, по которому мы только что прошли. Впереди туннель разветвляется, я останавливаюсь и шепчу:
— Курт, в какую сторону прошмыгнула тень?
— Вправо, — Брюннер указывает направление рукой.
Вижу на карте, что ответвление ведет в сторону от Садового кольца, но проверить, кто там бродит, все равно нужно. Иначе подставим тылы под удар. Неуютно двигаться дальше, зная, что за твоей спиной шныряют какие-то тени. Растяжку, конечно, установим на всякий случай, но лучше предварительно убедиться, что серьезной опасности нет.
Карта предупреждает о еще одной развилке впереди. Здесь не так светло, как в основном туннеле.
Включаю прибор ночного видения и улавливаю далеко впереди легкое движение, словно воздух колыхнулся. Застываю на месте, всматриваюсь вдаль. Точно! Никакой ошибки! Темный силуэт, ростом метра в полтора, медленно сворачивает за угол. Чужак?! Но почему один? Обычно они ходят группами. На секунду колеблюсь, а вдруг это прячущийся в подземелье ребенок? Ведь говорил Максим, что они укрывались в здешних туннелях. Хотя откуда тут взяться ребенку? От входов далековато, да и как тут выжить? Чем ему питаться? Нет, это точно чужак.
— Видел? — спрашиваю Брюннера, чуть обернувшись.
Тот кивает, и я машу рукой:
— Давай за ним.
Мы проходим еще немного вперед и оказываемся перед развилкой.
— Он направо ушел, так ведь?
— Мне тоже так показалось, — подтверждает Курт.
— Идем за ним.
В том ответвлении, где скрылась загадочная фигура, совсем темно, но встроенный в шлем прибор ночного видения автоматически регулирует яркость. Замечательная и весьма полезная вещь. Я в кромешной тьме чувствую себя так, будто вокруг меня льется солнечный свет.
Судя по карте, впереди нас ожидает поворот налево, затем еще несколько ответвлений. Мы медленно крадемся по пустому туннелю, меня пробивает озноб. Может, предчувствие? Наверное, нервы совсем расшатались. Вязкая, пугающая неизвестность обволакивает сердце, сдавливает его. Чертовщина какая-то. Спустя метров сто натыкаемся на очередную развилку. Куда идти дальше, непонятно. Никаких следов присутствия чужаков нет, радар тоже ничего не показывает. Можно вернуться к своим, пока окончательно не заплутали, но я нутром чую, что здесь, совсем рядом, кто-то есть, и тень чужака нам не привиделась.
— Бросим жребий? — спрашивает Курт.
Я медлю. Жребий — штука ненадежная. Доверять свою судьбу и жизнь воле случая большого желания я не испытываю. Мы не знаем куда идти, а интуиция моя спит тихим и мерным сном. И тут краем глаза улавливаю движение справа.
Жестом предлагаю Курту следовать за мной и, пригнувшись, устремляюсь за силуэтом. По карте видно, что впереди за утлом находится большое помещение.
— Как у вас дела? — раздается в наушниках голос Дронова.
— Еще минута, — шепчу я, — и проясним ситуацию.
Бум! Слышу, как где-то рядом стукнула закрывающаяся дверь. Звук тихий, но для меня он сродни разрыву бомбы. Сердце начинает колотиться еще сильнее.
Мы с Куртом прибавляем темп. Перед очередным поворотом останавливаемся и переводим дыхание. Собираюсь посмотреть, что там, но Брюннер жестом показывает «не торопись».
Ложусь на живот и осторожно выглядываю. Точно, дверь есть! Она метрах в десяти от меня, а возле нее две твари с оружием на изготовку. Что ж, раз охраняют, значит, прячут за ней нечто важное. Отползаю обратно и поднимаюсь. Показываю Брюннеру два пальца, он понимающе кивает. Следовало бы связаться с Дроновым, но сейчас даже шепотом говорить рискованно. Шлем при опущенном забрале отлично глушит голос, но у чужаков чертовски тонкий слух. В тишине туннеля на таком малом расстоянии могут услышать и насторожиться.
Вопросительно глядя на Курта, провожу пальцем по горлу. Немец согласно кивает. Решение принято. Сосредотачиваюсь, набираю полные легкие воздуха и медленно выдыхаю. Вспоминаю, как стоят чужаки, мысленно представляю, кого из них сниму первым, а кого вторым. Мне кажется, что должно получиться. Сердце стучит ровно, я готов. Пора.
