— К вам приближается Эйск. Его семейное предприятие — одно из лучших рыболовецких предприятий на острове. Он как раз тот человек, который вам нужен.
— Превосходно, — сказал Льюис. — Еще раз благодарю за отсутствие проволочек. Я провел слишком много времени на борту звездолета адамистов и уже начал страдать от клаустрофобии.
— Понимаю.
Льюис не был в этом полностью уверен, но, ему показалось, что в тоне Перника сквозит едва заметное удивление. «Впрочем, уже слишком поздно, — подумал он, — мы уже на поверхности». В нем возбужденно забурлила кровь. Теперь все главным образом зависело от него.
Открылся переходный тамбур, но не плавно, а рывками, как будто его механизмы неустойчиво работали из-за перепадов напряжения. Льюис спустился вниз по алюминиевой лесенке.
Шагая по полиповому молу, к посадочной площадке приближался Эйск. Электрофоресцентные батареи, окружавшие площадку восемнадцать, бросали резкий свет на корпус космоплана. Из-за яркого света Льюис едва мог разглядеть что-либо, кроме самой площадки. На фоне ночного неба он увидел лишь узкий черный прямоугольник жилой башни, а с противоположной стороны услышал плеск волн, разбивавшихся о кромку берега.
— Займи его, — приказал он Уолтеру Харману, когда тот вслед за ним появился на лестнице.
— Это не проблема, у меня наготове тысяча идиотских вопросов. Когда я был жив, Атлантис еще не открыли. — Ступив на землю, Льюис напрягся — наступил решающий момент. Во время полета он значительно изменил черты лица; тот старый журналист на Лалонде заметил его в самый неподходящий момент. Теперь он опасался, что с минуты на минуту эденист, который приближается к площадке, поднимет тревогу.
Приветствуя гостей, Эйск слегка поклонился и направил на Льюиса идентификатор личности. Он вежливо ждал, когда гость ответит на эту формальность.
Но у Льюиса не было ничего подобного. Он ничего не знал об этой процедуре. Даже то, что он смог узнать об обычаях эденистов, было за пределами его понимания.
В глубинах его мозга присутствовало нечто — душа, когда-то владевшая телом, которое он захватил. Узник, скованный кандалами мыслей Льюиса.
У всех вселившихся в чужие тела был такой узник, крошечный гомункулус, заключенный в сосуд головного мозга. Досаждая новым владельцам, они тоненькими, подобными комариному писку голосами умоляли выпустить и освободить их тела. Вселившиеся заставляли их работать на себя, они мучили своих пленников яркими образами реальности, требуя от них информации, необходимой для того, чтобы не выделяться в современном, совершенно чуждом им обществе.
Но в глубинах мозга Льюиса не было ничего, кроме сплошной тьмы. Он не рассказывал об этом своим коллегам, которые хвастались тем, как они управляют своими узниками. Таким образом, он самым бессовестным образом это скрывал. Душа, которую он захватил, войдя в это тело, ни о чем его не упрашивала и не угрожала. Тем не менее Льюис знал о ее присутствии, поскольку чувствовал, хотя и очень поверхностно, ее мысли, холодные и жестокие, полные вселявшей в него ужас решимости. Его узник ждал своего часа. Эта сущность все больше пугала Льюиса, который, вселяясь в тело, действовал с той же наглой самоуверенностью, с какой хулиганил в коридорах Месопии — ничуть не сомневаясь в том, что одержит верх. Теперь же монолит его безмерно раздутой самоуверенности давал первые трещины сомнений, число которых неуклонно множилось. Личность захваченной им души была намного сильнее его. Он так и не смог преодолеть ее пугающую самоизоляцию. Он ощущал ее, но ничего не мог с ней поделать. Что из себя представляла эта личность?
— С вами все в порядке? — участливо поинтересовался Эйск.
— Извините. Наверное, я что-то съел. К тому же это чертово снижение вымотало меня так, как будто я всю ночь трахался со шлюхой.
Эйск поднял бровь.
— В самом деле?
— Ну да, похоже, меня сейчас вырвет. Через минуту все будет в порядке.
— Очень на это надеюсь.
— Это Уолтер Харман, — громко сказал Льюис, зная, что делает колоссальную глупость. — Он называет себя пилотом. Думаю, что после этого полета я попрошу капитана, хотя бы взглянуть на его лицензию, — Льюиса рассмешила собственная шутка.
Широко улыбнувшись, Уолтер Харман протянул руку.
— Рад познакомиться с вами. Классная планетка. Я здесь никогда раньше не бывал.
Казалось, Эйск был ошеломлен.
— Ваш энтузиазм заслуживает похвалы. Надеюсь, что вам здесь понравится.
— Спасибо. Этак примерно с годик назад я попробовал голлотейла, они у вас водятся?
— Пойду прогуляюсь, мне нужен воздух, — сказал Льюис. В глубинах его памяти возникли тысячи воспоминаний из прежней жизни. Связав вместе ощущения тошноты и головной боли, он отправил их в ментальный диапазон. — Он меня освежит.
Эйска передернуло от хлынувших в его сознание рвотных позывов.
— Да, конечно.
— Я хотел бы его еще раз отведать и, может быть, прихватить домой некоторое количество этого деликатеса, — выручал Уолтер Харман. — Старина Льюис сейчас наглядно покажет вам, чем нас кормили на корабле.
— Да, — ответил Эйск, — думаю, они здесь водятся.
Льюис все время ощущал его взгляд на своей спине.
— Здорово, это просто здорово.
Перешагнув через выступавшие на полметра электрофлюоресцентные батареи, окружавшие площадку, Льюис направился к кромке острова. Впереди него находился один из плавучих причалов, на одной стороне которого возвышался двадцатиметровый кран для подъема малых судов.
— Прошу меня извинить, — обратился Льюис к личности острова, — но такое со мной впервые — раньше полеты никогда не оказывали на меня такого воздействия.
— Вам нужен пакет с медицинскими нейронными процессорами?
— Давайте минутку подождем. Морской ветер всегда был лучшим средством от головной боли.
— Как хотите.
Льюис слышал, как за его спиной Уолтер Харман продолжал нести какую-то чепуху. Он подошел к металлическому поручню, который шел вдоль кромки берега, и оказался как раз напротив крана. Это была веретенообразная колонна со стрелой, образованной легкими и прочными распорками из одновалентного углерода. Тем не менее она была достаточно тяжелой и поэтому вполне отвечала его целям. Закрыв глаза, он сосредоточил внимание на этой конструкции. Он ощутил ее текстуру, грубую структуру кристаллов углерода и жесткие петли связующих молекул. Атомы сияли алым и желтым светом, а их электроны вспыхивали, стремительно перемещаясь по своим орбитам.
Направленные его злой волей, вверх и вниз по распоркам побежали энергетические импульсы. Они искрились в межмолекулярном пространстве. Он почувствовал, что его коллеги, оставшиеся внутри космоплана, сосредоточили свои силы на точке, расположенной чуть ниже середины стрелы. Стала разламываться кристаллическая решетка углерода. Вокруг центральной части стрелы замерцали огни Святого Эльма.
